НЕМОРОСО: А мне что за дело? Дон Оливерос, как же мне быть? Взгляните на эту добрую, эту прекрасную птицу с шелковистым блестящим оперением! Вот лежит она бездыханная по вине этого негодяя, бессовестного, бессердечного! Да он хищник, он хуже, чем шакал!
ОЛИВЕРОС: Дон Галаор – выдающийся охотник, дон Неморосо…
НЕМОРОСО: Сомневаюсь. По мне так он просто безжалостный убийца.
ОЛИВЕРОС: Он убил кабана с берегов Аутомедонта.
НЕМОРОСО: Кабан убит?! Вот всегда и всюду я опаздываю! Дон Оливерос, вы полагаете, живым его взять было нельзя? Это ведь животина домашняя, а как писал Плиний Старший…
ОЛИВЕРОС: Извините, но укрощение этого зверя представляется мне невозможным, а победа над ним представляется мне подвигом.
НЕМОРОСО: В любом случае, этот сумасшедший, который, как вы говорите, убил гигантского кабана, должен возместить мне гибель Валерии. Я любил ее, как дочь. Видите ли, ее звали Валерией, как дочь великого Диоклетиана, и судьба обеих Валерий оказалась трагической. Я отдал за нее половину урожая и потратил год на то, чтобы добиться от нее послушания и любви.
ГАЛАОР: Я вам все возмещу. Я добуду вам замену – другого страуса.
НЕМОРОСО
ГАЛАОР
О предопределениях
Тело страуса предали земле, предварительно ощипав, и отправились все втроем к тому месту, где расположился лагерем Неморосо.
НЕМОРОСО
ОЛИВЕРОС: А знаете ли вы, что родились в один и тот же день? Я хорошо помню вашего отца, дон Неморосо: дон Гото Мудрый был человеком очень знающим.
НЕМОРОСО
ГАЛАОР: Я не думаю, что есть какие-то линии, дон Неморосо. Сами посудите: если бы все мы были лишь стадом, управляемым звездами, то никому ничего нельзя было бы поставить в заслугу, никого ни в чем обвинить. Я хочу сказать, что вонзил свое копье в кабана, потому что хотел, потому что мог, потому что я не испытывал страха, а не потому что мне так велела какая-то звезда.
НЕМОРОСО: И мою Валерию вы тоже убили, потому что могли, хотели и вам не испытывали страха.
ГАЛАОР: Прошу извинить меня, дон Неморосо, но это именно так. К тому же надо принять во внимание случай: если бы мы остались еще на один день там, где я лежал, придавленный кабаном, ваша Валерия сейчас была бы жива.
НЕМОРОСО: Но вы не остались. Не хотите поискать этому объяснения? А оно есть: не может быть бессмысленной смерть моей Валерии. И такое объяснение должно иметь характер предопределения – легко рассказывать о каком-то событии, когда оно уже случилось. Все, что мы делаем, заранее определено высшими силами.
ГАЛАОР: То, что вы ищете и что уже нашли, дон Неморосо, есть не объяснение, а оправдание. Кроме того, вы хотите оправдать все сразу, а не какой-то отдельный случай. Не думаю, что такое возможно. А если и возможно, то какое это было бы слабое оправдание! К тому же оно парализовало бы мир и умалило нас до размеров муравьев.
ОЛИВЕРОС
Тот, кто сам выбирает судьбу
Доктор Гримальди сделал большой глоток и, пережевывая очередной кусок цыпленка, сказал:
– Лучше бы мы съели Валерию. Ее мясо вкусное и питательное, не то что эта курятина.
НЕМОРОСО: Ах, не надо, прошу вас…
ГРИМАЛЬДИ: Вы, молодой принц Гаулы, не верите звездам. Неморосо мне сказал, что вы даже полагаете, будто сами выбрали дату и место собственного рождения. Дон Галаор, вам не кажется, что вы колеблетесь между рискованным и необоснованным, как пчела над цветами на ковре?
ГАЛАОР: Не совсем так… Мы все вплетены в ковер случайностей. И не я определил дату и место своего рождения.
ГРИМАЛЬДИ: Значит, жизнь есть хаос, среди которого вы размахиваете мечом и пускаете стрелы? Так вот, это не так Вы сын короля Гаулы, верно? От него вы унаследовали физическую силу, он сделал вас храбрецом, охотником, воином… В те годы, когда вы были еще ребенком, он вас воспитал, сформировал, вылепил, создал, воплотил.
ГАЛАОР: Согласен.