Галерея женщин

Но я был очень привязан к Уинни и поддался на его многочисленные уверения. Более того, благодаря технической и деловой помощи Роны, которая была впредь обещана нам практически бесплатно, – экстренные и бесконечные перепечатки, если понадобится, – мы получали возможность работать быстрее и писать больше. И последнее – хотя радушное гостеприимство со стороны Роны и Уинни и сеяло в моей душе сомнения, но веселье било ключом, по большей части у нее дома. Надо сказать, я быстро понял, что ее дом полон мира и согласия. Отец Роны, как выяснилось, в годы Гражданской войны был военачальником в Нью-Йоркском полку, это был человек отважный и обаятельный, по словам Роны, он неплохо разбирался в праве и литературе. А его дед в офицерском звании участвовал в борьбе за независимость Америки. Весь дом олицетворял собой традиции и дышал богатством. Рона, ее мама и тетушка были особами весьма видными, вежливыми и непритязательными. Да, со смехом объяснила нам Рона, ее мама и тетушка находятся под влиянием мистицизма католической церкви. Но сама она – нет. Скорее, как и отец, в семействе она была, по ее утверждению, паршивой овцой. Она всегда верила только в то, что казалось ей разумным. Что еще хуже – и по этой причине у нее возник интерес к Уинни, в чем она со смехом призналась, – она пристрастилась к книгам, реализму, философии, искусству. В церковь ходит редко, исключительно ради приличия. Но и там остается верной себе, веселится и шутит. Бедные матушка и тетя! А отец Дули, приходской священник! Он уже махнул на нее рукой. Ее главная заслуга в глазах мамы и тети, как она нам объяснила, сводится к тому, что она разбирается в бизнесе, может вести хозяйство, и они с радостью свалили все заботы на нее.

Но в эти дни новой эпохи, когда я работал с Уинни у нее дома и когда он работал у нас, с ужинами и воскресными вылазками – Рона почти всегда настаивала, что платить будет она, – между Роной и мной шла незримая борьба. Не по моей инициативе. Больше того, реши Уинни сделать выбор между Роной и мной в ее пользу, я не стал бы спорить. Но все говорило о том, что, несмотря на ее внезапную и сильную к нему привязанность и его желание принять ее материальную и духовную помощь, он убежден: творческую и даже духовную жизнь он должен делить со мной. А поскольку быть с ним в Джерси-Сити я мог лишь малую толику времени, он часто приезжал ко мне, иногда на несколько дней, когда этого требовала работа. В таких случаях, насколько я знаю, он просто оставлял ей записку или звонил в бюро и объяснял, где он. Приезжая к ней, мы обычно запирались, а поскольку работа была неотложной, выходили гораздо позже ее возвращения. Иногда, что было ясно из телефонных разговоров между ними, она была этим недовольна. Порой она и сама на пару дней куда-то исчезала, но неизбежно капитулировала и либо слала телеграмму, либо передавала с кем-то записку, спрашивая, может ли она приехать или не поужинать ли нам вместе. А иногда, чтобы это не выглядело унизительно, она притворялась, мол, в бюро дел невпроворот и ей придется задержаться, давая Уинни возможность не прибегать к каким-то уловкам и не выказывать безразличия. И этот номер она исполняла с веселой улыбкой.

Все это время интерес Уинни к Роне, как я заметил с самого начала, носил двойственный характер. Наполовину, а то и больше он был чисто практическим. Остальная часть – неподдельное платоническое увлечение, которое больших душевных затрат не требовало. К плотским утехам он всегда относился более или менее спокойно. Его интерес к ней и тому, что она представляла, насколько я мог судить, был отчасти продиктован пользой, какую это знакомство может принести нам – ему и мне (нашим совместным усилиям пробиться на писательском поприще), сделать нашу жизнь более приятной и удобной. Это одна из причин, по которой их отношения он хотел сохранить. Я точно знаю, что в интеллектуальном отношении он никак не считал Рону ровней себе и мне как на духовном, так и на эмоциональном уровне, она понимает его лишь частично и одержима безумным желанием стать кем-то – кем угодно, – кого он решит вылепить из нее в соответствии со своим идеалом. Главная ценность Роны для него заключалась в ее деньгах, в ее умении распорядиться ими ему на пользу, я это видел и знал, что ей это тоже известно.

С другой стороны – и я часто думал, как мучают его эти мысли, – он наверняка считал, что без поддержки Роны наши перспективы выглядят удручающе. Что до меня, я работал над вещью, которая едва ли принесет хорошую прибыль, и быстро продать ее вряд ли удастся. Мало того, в нашей совместной работе роль лидера перешла ко мне, а Уинни, особенно в последнее время, заметно сбавил обороты. Куда спешить? У Роны есть средства. Она регулярно об этом напоминала и подводила нас к тому, что человеку нужен досуг – все эти выходные, развлекательные поездки на море или в горы. Пусть Уинни отдохнет, да и мы с женой тоже, хотя сама Рона присоединится к нам лишь на время. Лето, осень – какая разница? Получайте удовольствие от жизни, если есть такая возможность!