Галерея женщин

А потом, вслед за всем этим, случился самый занятный поворот событий. Чтобы понять его смысл, нужно знать, как устроен мир салонного радикализма, анархизма, социализма и прогресса, как там понимают саморазвитие или, даже лучше, самосовершенствование как таковое. Легко произносить праздные слова со смутным или надуманным смыслом. Но встретить, как встретил я, множество университетских выпускников, которые, благодаря унаследованному состоянию или дару неплохо зарабатывать без особых усилий или оглядок на порядочность – например, в юриспруденции, или торговле, или в чем-то подобном, – изображают из себя авторитетов в области искусства, экономики, политики и реформ и выставляют себя покровителями или спасителями масс, угнетенных и прочее, – это значит познать самую суть пустозвонства, или непорядочности, или и того и другого. Мне выпала на долю интересная привилегия время от времени встречать и наблюдать представителей этого племени, но пристальнее всех мне удалось разглядеть Д. Д.

Начнем с того, что был он человеком весьма чутким, отзывчивым и не слишком невежественным, но при этом имел обыкновение предаваться умозрительным размышлениям о тщете всего – жизни, смерти, деятельности, веры, разочарования, людей, – куда ни посмотри. Как холоден этот свет. Порой казалось, что он недоумевает, зачем он и все остальные влачат бремя существования. С другой стороны, он был достаточно крепок и хваток в материальном и физическом смысле, чтобы постоянно наслаждаться жизнью: есть, пить и веселиться в лучших кругах. Впрочем, нужно отдать ему должное: за несколько лет он написал ряд достаточно интересных работ, посвященных исследованию общественных проблем, пусть они и не возымели никакого практического действия и не пролили ни на что света истины. При некоторой вымученности они тем не менее представляли интерес в качестве зарисовок. Спасения от умственной тоски, проистекавшей из наблюдений за реальным положением дел, он искал в злоупотреблении спиртным и этим некоторым образом прославился. Кроме того, будучи своего рода гурманом, он был довольно тучен, однако внешне привлекателен. В тот период, когда с ним познакомилась Эстер Норн, он все еще предавался неустанным поискам новых и особенных обстоятельств, которые позволили бы ему существовать и наслаждаться жизнью. Помимо прочего, будучи женатым человеком и отцом четверых детей, он отнюдь не был склонен к любвеобильности, хотя время от времени и одаривал своим вниманием ту или иную представительницу противоположного пола – исключительно, полагаю, ради того, чтобы спастись от тоски. Новые нежные отношения были для него обычным делом, неизменно иллюзорные всплески романтики и страсти.

К этому нужно добавить, что, как это ни странно, был он несколько прижимист. Череда крайне неудачных инвестиций и понимание того, что он не знает, как дополнительно зарабатывать на унаследованном капитале, сделали его даже избыточно осмотрительным. Однако, несмотря на это, а также потому, что отношения с противоположным полом оживляли его и разгоняли тоску, он вызывал интерес в женщинах, которые в иных обстоятельствах вряд ли бы удостоили его даже взгляда. Притом что дом его и семейство находились в сельской местности – кстати, в очень заштатном поместье, – сам он частенько появлялся в ресторанах и увеселительных местах в центральной части города. Более того, он пользовался известностью в кругах людей, интересовавшихся литературой и искусством, причем был там на недурном счету. Кроме того, было крайне интересно послушать его мнение касательно различных экономических и общественных пертурбаций. Он умел излагать, умел убеждать. Говоря коротко, среди радикалов или псевдорадикалов того мира, о котором идет речь, он слыл человеком интересным и состоятельным, но при этом оставался оглядчивым дилетантом, а его радикальные взгляды ограничивались салоном и библиотекой.

Портрет его я обрисовал столь подробно потому, что он сыграл заметную роль в жизни Эстер Норн на ее заключительном этапе. До настоящего момента он не знал ее лично, однако слышал про ее мужа, пусть даже сам его и не встречал. Что касается Доуна, тот однажды мне сообщил, что лично у него никак не может возникнуть интереса к подобному человеку. Поскольку он – отпетый эгоист, пустозвон, филистер, лишенный подлинной творческой жилки. Впрочем, столь резкие суждения могли проистекать из того простого факта, что Доун тогда был еще молод, Д. Д. же исполнилось сорок пять или пятьдесят, и волосы его поседели. Доун был искрометен, физически крепок, Д. Д. же отличался апатичностью, вялостью и трезвомыслием.