Галерея женщин

Так или иначе, Гифф никогда не занималась вымогательством и ничего общего не имела с бессовестными прохиндеями, которые сулят удачу неудачникам и, наживаясь на чужих бедах и слабостях, неплохо устраиваются в жизни. Наоборот, за свои предсказания Гифф получала смехотворно мало. Если она и была слегка не в себе, это не мешало ей оставаться трудолюбивой, набожной и доброй женщиной (точнее – старой девой). Последнее, что могло прийти ей в голову, – это злоупотреблять доверчивостью людей. Раздавая направо и налево счастливые пророчества в ярких словесных обертках за сущие гроши, а то и за просто так, Гифф влачила жалкое существование, перебиваясь скудными заработками посудомойки, официантки или горничной, и почти всю жизнь скиталась по дешевым съемным комнатам, настолько убогим, темным, промозглым и бедно обставленным, что я нередко спрашивал себя, как можно терпеть такие условия, годами жить впроголодь и при этом сохранять бодрый оптимизм и нерушимую светлую веру – удивительные качества, которые, наряду с отмеченной выше велеречивостью, всегда выделяли Гифф из толпы.

Но давайте я опишу, как Гифф входила в заполненную гостями комнату – вечером после работы или в один из воскресных или праздничных дней – и кто-нибудь из друзей-приятелей (сама она предпочитала называть их «покровителями») окликал ее и просил погадать. Надо было видеть, как она шла на призыв – чуточку виновато и вместе с тем ни на миг не забывая о драгоценном достоинстве! Картину несколько портил ее гардероб: шляпа в форме опрокинутого ведерка, перчатки, туфли и многослойные, в бесчисленных складках и оборках одеяния – все до того ветхое, заношенное, явно из лавки старьевщика или из рук доброхотов, которые откопали в пыльном чулане какой-то старый хлам и подумали, что чем выбрасывать, почему не отдать его Гифф. Но с какой великолепной небрежностью она снимала перчатки (всегда на два размера больше, штопаные-перештопаные) – не всякому удается таким вот царственным жестом стянуть тончайшую лайку с холеной руки! Даже преисполненный важности святой Эльм не сумел бы превзойти нашу Гифф. Ох уж это нищенское величие… Однажды, помнится, она явилась в боа из перьев какой-то ошалелой всклокоченной курицы (не представляю, кого еще из пернатых могло украшать эдакое оперение). Но с каким неподражаемым шиком этот ничтожный аксессуар обвивал ее хилую морщинистую шею! В другой раз Гифф продемонстрировала новую «горностаевую» горжетку из облезлого кролика, которой весьма дорожила, поскольку, если я правильно помню ее объяснение, горностай в чести у английских леди. (Кстати, Гифф родилась и выросла в Канаде.)

Все это нелепо, спору нет, но каким ласковым, чарующим светом лучились ее глаза! С каким подкупающим добродушием, с какой высокородной снисходительностью она снимала в дверях свои роскошные обноски под аккомпанемент насмешек, которыми встречали ее развеселые друзья-благодетели, полагавшие, что она «молодчина», «высший класс» – умеет «держать фасон»!

– Ух ты, Гифф!.. Шикарно выглядишь. Привет, Гифф, где раздобыла такое боа? С ума сойти!.. Какая у тебя горжетка, это же натуральный горностай! Шесть долларов? Не может быть! Считай, что даром, если не надули.

И потом перемигивание, кривые ухмылочки, многозначительные кивки, дескать: «Вот потеха! Где еще увидишь такое чудо!» (И верно – в каком-то смысле. В каком-то смысле действительно потеха.)