Галерея женщин

Ах, Гифф!.. Длинная, худющая, в чем душа держится; вид изможденный, как у чахоточной; изжелта-бледная морщинистая кожа, никогда, даже в лучшие годы, не знавшая мужской ласки, но старательно умащенная грошовыми притирками и лосьонами – на другие ее тощего кошелька не хватало. Тем не менее лично я находил ее замечательно интересной и далеко не такой «повернутой», как думали ее «покровители». Почти любого слушателя Гифф могла увлечь необычными извивами своих фантазий, несмотря на все мелодраматические излишества. Ну а гадала она просто феноменально – уж поверьте! Иначе как чудом и непостижимой тайной это не назовешь. Некоторые ее предсказания сбывались до дня и часа, причем гадала она только по чайным листьям и кофейной гуще – к картам не притрагивалась. В религиозном лексиконе Гифф карты означали грех. Да, Гифф была религиозна и верила не напоказ, ничего никому не навязывая и не доказывая. Просто в ее сердце жила тихая, искренняя вера в Бога, в то, что Он всегда защитит и направит. По моему глубокому убеждению, она считала, что Бог соучаствует в каждом ее шаге, незримо присутствует во всех ее делах. Это Он располагал чайные листья или кофейную гущу так, а не иначе. Случалось, Бог посылал ей завтрак, когда она уже не чаяла поесть, поскольку в кошельке было пусто. Бог направлял ее к тем, кто хотел узнать свою судьбу и щедро расплачивался с ней, оставляя от двадцати пяти до пятидесяти центов, а случалось, и целый доллар! Да о чем говорить, если Бог вызволил Гифф из сумасшедшего дома, куда ее вероломно упекли родственники, обставив все так, что несчастную женщину признали душевнобольной, – только чтобы забрать себе ее небольшое законное наследство (Гифф твердо держалась этой версии). И после Бог указал ей путь в гремучий водоворот Нью-Йорка, где она худо-бедно пробавлялась то тем, то сем, без малого пятнадцать, а может, и восемнадцать лет, если мне не изменяет память.

Мое знакомство с Гифф состоялось в годы Первой мировой войны, зимой, в конце декабря. Едва она присоединилась к кружку устроителей вечера, я тотчас узнал ее по предварительным описаниям моих друзей. И хотя меня представили ей как важную персону (подразумевая: «Будь с ним полюбезнее – не прогадаешь»), я тогда же заметил и позже не раз убеждался, что она ведет себя со всеми одинаково, то есть в своей естественной манере, удивительно сочетавшей рабскую зависимость и прирожденное достоинство. Необычная особа, подумал я и решил понаблюдать за ней.

Теперь о том, что Гифф нагадала мне. Перво-наперво она взялась за меня самого, вернее, за мои трудовые доходы, в то время весьма проблематичные. По всему выходило, согласно чайным листьям на дне моей чашки, что меня ждет разочарование в связи с каким-то еще не завершенным делом, на которое я возлагал большие надежды. (Так и случилось.) Затем последовало одно из типичных для нее, как я со временем узнал, очень конкретных и легко проверяемых предсказаний: в январе, числа семнадцатого-восемнадцатого, около двух часов пополудни, я получу крупную сумму денег – пожалуйста, не смейтесь! – пятьдесят или даже сто долларов. Точнее она сказать не могла, потому что листья сбились в кучу. Возможно, сумма еще значительнее («Четырехзначная? Не может быть…») Но прежде чем она выразила сомнение, я успел воскликнуть:

– Бог ты мой! Пощадите, не так сразу! Хорошенького понемножку, по доллару, не спеша… Сердце не выдержит, когда тебе промежду прочим обещают такие деньги. Вы это бросьте!

– Тсс! – раздалось у меня за спиной, как только Гифф заговорила снова. – Не нужно понимать ее слова слишком буквально. Для нашей Гифф и пятьдесят долларов, и сто – «крупная сумма», а десять центов – что для большинства десять долларов. Ваши пятьдесят или сто, скорее всего, означают пятьсот или тысячу. Семнадцатого января сами увидите.

Я приструнил свои расходившиеся нервы. Мысль о внушительной сумме чуть не свела меня с ума.

Немного погодя, обрушив на меня сверкающую лавину поэтических цитат, какую сумели бы исторгнуть из себя разве только несравненная Лора Джин и божественный автор «Полыни»[20], Гифф сделала предсказание, о котором я вспомнил семь месяцев спустя – в обстоятельствах, один к одному совпавших с ее описанием.

– В ваших чайных листьях я вижу подобие стола, – произнесла Гифф. – Мне кажется, это не домашний стол. Он дощатый, грубо сколоченный и стоит под деревьями. И вы сидите за ним… Вы куда-то поедете и будете сидеть в саду за этим столом. Рядом с вами кто-то стоит, – по-моему, девушка. Она что-то протягивает вам.

– Все, хватит! – театрально запротестовал я. – Ни слова больше! Нельзя так безответственно смущать покой честного труженика пера. Моя участь и без того незавидна. Теперь я буду строить бесконечные догадки. А для чего, какой мне от этого прок?

И все сбылось! Самое смешное – девица, которая потом будет все лето приглядывать за мной, уже стояла рядом! И немедленно одернула меня.