Галилей и отрицатели науки

Потерпев фиаско, Никколини решил, также по совету Риккарди, воздержаться от любых дальнейших попыток умилостивить папу и положиться лишь на попытки Риккарди внести в книгу определенные правки, чтобы сделать ее более приемлемой. Риккарди меньше беспокоился из-за состава комиссии (членом которой являлся), предполагая, что по крайней мере еще двое отнесутся к Галилею по справедливости. В этом предположении он ошибся, поскольку иезуит Мельхиор Инхофер (скорее всего, член комиссии) был убежденным противником коперниканства.

Таким образом, положение дел в начале сентября 1632 г. ухудшилось, но, хотя ситуация выглядела безрадостной, еще имелись некоторые основания для умеренного оптимизма. Однако именно тогда появился новый фрагмент информации, оказавший эффект разорвавшейся бомбы.

Призрак прошлого

Как вы, возможно, помните, 16 годами раньше Галилей был вызван во дворец Роберто Беллармино, где, после предупреждения последнего, генеральный комиссар Священной канцелярии Микеланджело запретил публично поддерживать систему Коперника или преподавать ее в какой бы то ни было форме. Документ, зафиксировавший это предписание – и подчинение Галилея его требованиям, – каким-то образом всплыл в архивах Священной канцелярии примерно в середине сентября и был представлен вниманию папской комиссии. С появлением этой новой улики все надежды уладить дело внесением нескольких правок в “Диалог” стали стремительно таять. Действительно, на собрании Конгрегации Священной канцелярии 23 сентября сообщалось, что Галилей “умышленно умолчал о повелении, отданном ему Священной канцелярией в году 1616-м, которое состояло в следующем: полностью отречься от вышеуказанного мнения, что Солнце есть центр мира и неподвижно и что Земля движется, и отныне не исповедовать, не распространять и не отстаивать его ни в каком виде, ни устно, ни на письме, в противном случае против него будет возбуждено следствие Священной канцелярией, предписание которой означенный Галилео принял и коему обещал подчиняться”[183]. Рука Сегицци тянулась к шее Галилея даже из могилы – он умер в 1625 г.

В свете этой новой улики папа отреагировал быстро. Он отправил инквизитору Флоренции послание с указанием повелеть Галилею ехать в Рим на весь октябрь и предстать перед генеральным комиссаром Священной канцелярии для допроса. Потрясенный категоричностью приказа, Галилей понял, что должен хотя бы внешне выказать покорность. В то же время он преисполнился решимости сделать все, что было в его (и его друзей) власти, чтобы избежать необходимости ехать в Рим, точно зная, что ничего хорошего из этой поездки не выйдет. Частью этих усилий и тактики затягивания – впрочем, объяснявшимся и его здоровьем, действительно, плохим, – стало письмо Галилея от 13 октября к кардиналу Франческо Барберини, в котором он жаловался, что плоды его штудий и трудов “обернулись серьезными угрозами моей репутации”, и это, писал он, обрекло его на бесчисленные бессонные ночи. Галилей обратился к Барберини с эмоциональной просьбой, чтобы Церковь позволила ему прислать подробные разъяснения всего им написанного или предстать перед инквизитором и его помощниками во Флоренции, а не в Риме.

Посол Никколини, который должен был передать письмо Галилея кардиналу, сначала колебался, опасаясь, что письмо скорее навредит, чем поможет, но, переговорив с бывшим учеником Галилея Кастелли, все-таки передал его. В то же время Никколини и Кастелли встречались с различными церковниками – Никколини даже с самим папой Урбаном VIII – в отчаянной попытке спасти 68-летнего ученого от необходимости ехать в Рим. Все старания в пользу Галилея, однако, оказались безуспешными. Папа утверждал, что и Чамполи, и Риккарди “скверно поступили” и обманули его в связи с “Диалогом”. Вследствие этого Чамполи 23 ноября был фактически выслан из Рима губернатором в маленький город. В Рим он так и не вернулся.

Что касается Галилея, понтифик проинструктировал флорентийского инквизитора обязать ученого без всяких оговорок явиться в Рим, ему лишь была предоставлена месячная отсрочка. В последней отчаянной попытке Галилей отослал 17 декабря медицинское заключение, составленное тремя врачами, где утверждалось, что поездка ухудшит его и без того тяжелое состояние. К этому времени нетерпеливый Урбан VIII уже был не способен на дальнейшие компромиссы. С явным намерением устрашить Галилея, он предложил прислать собственных врачей, чтобы освидетельствовать астронома (за его же счет!), и если его признают способным перенести путешествие, то он будет отправлен “как заключенный и в цепях”. Шокированные этой угрозой, даже великий герцог и его государственный секретарь уведомили Галилея, что, “поскольку, в конце концов, до́лжно покоряться высшим органам правосудия, Его Высочеству [герцогу] огорчительно, что он не может устроить так, чтобы вы не ездили”. Самое большее, что великий герцог мог предложить на этом этапе, была помощь с организацией поездки и размещением в Риме в доме посла.