Галилей

Ему предлагают выразиться яснее. Хименес говорит, что от учеников Галилея он слышал рассуждения о движении Земли и о том, что бог — акциденция, что бог наделен чувствами, смеется и плачет. Но он, Хименес, не знает, высказывали ли они собственное мнение или мнение своего учителя.

— Не слышали ли вы, чтобы Галилей либо кто из его учеников говорил, будто чудеса святых не истинные чудеса?

Ничего подобного он, Хименес, не помнит.

Инквизитор хочет знать, кого имеет в виду Хименес, когда излагает высказывания «учеников Галилея».

Эти высказывания, отвечает Хименес, он неоднократно слышал от приходского священника Аттаванти.

— Неужели Аттаванти на самом деле так думает? Нет, вряд ли Аттаванти высказывал подобные вещи в виде утверждения: он, кажется, говорил, что полагается на учение церкви, а все это высказывал лишь в порядке диспута.

Инквизитора интересует, какого мнения свидетель о знаниях и способностях Аттаванти.

Глубокими познаниями в богословии и философии, отвечает Хименес, тот не обладает, но кое-чего нахватался. Аттаванти высказывал скорее взгляды Галилея, чем свои собственные. Поводом для этого разговора послужили проповеди Каччини.

Как, спрашивает инквизитор, возражал Хименес на ложные аргументы Аттаванти и что тот ему отвечал?

О, он, Хименес, самым решительным образом доказал Аттаванти, что высказанные им в диспуте мнения ошибочны и еретичны, ибо Земля воистину недвижима.

Не питает ли он вражды к Галилею или Аттаванти?

Он никогда не видел Галилея, повторяет Хименес, и не имел с ним никаких дел. К Аттаванти же он скорее питал дружеские чувства.

И в конце допроса Хименес не забывает подчеркнуть, что ему очень не нравится учение Коперника, ибо оно не согласуется с отцами церкви и противно истине. Подтвердив, что все рассказанное им сущая правда, свидетель клянется хранить молчание и скрепляет протокол собственной подписью.

На следующий день инквизитор Флоренции вызывает к себе Аттаванти. Стереотипный вопрос, с которого обычно начинается дознание:

— Известна ли вам причина вызова в инквизицию? Аттаванти отвечает отрицательно. Его спрашивают, у кого он учился. Он называет двух доминиканцев, а потом добавляет, что год назад занимался еще с отцом Хименесом. И все? Тогда вопрос ставится прямо: учился ли он у Галилея?

Нет, учеником Галилея он не был, но беседовал с ним на научные и особенно на философские темы.

— Слышали ли вы когда-нибудь от Галилея что-либо противное или несогласное либо со священным писанием, либо с философским учением, либо с нашей верой? И что именно?

Ничего, что противоречило бы священному писанию и католической вере, он, Аттаванти, никогда от Галилея не слышал. Что же касается материй философских или математических, то он слышал, как Галилей говорил, что, согласно с учением Коперника, Земля движется, Солнце же вращается вокруг собственной оси, но поступательным движением не обладает. Так об этом сказано и в письмах, изданных им в Риме под названием «О солнечных пятнах».

— Не приходилось ли вам слышать от Галилея каких-нибудь толкований священного писания сообразно с его мнением о движении Земли и недвижимости Солнца?

Он слышал, вспоминает Аттаванти, рассуждение Галилея относительно известного текста из книги Иисуса Навина. Галилей не отрицал самого чуда, однако говорил, что поступательным движением Солнце не обладает.

— Не слышали ли вы когда-нибудь утверждений Галилея, будто бог не субстанция, а акциденция, будто бог обладает чувствами, может смеяться и плакать, будто чудеса святых не настоящие чудеса?

Аттаванти всплеснул руками. О господи! Вот откуда, оказывается, идет вся эта напраслина! Но ведь это же досаднейшее недоразумение. И объясняется оно очень просто. Однажды в келье отца Хименеса они рассуждали о некоторых вопросах, разбираемых святым Фомой, и в том числе: «Является ли бог субстанцией или акциденцией?», «Обладает ли бог чувствами, смеется ли, плачет ли?» Все это делалось лишь ради его, Аттаванти, наставления и проходило исключительно в порядке диспута.

— Именно тогда отец Каччини, тоже доминиканец, живший в соседней келье, слыша, как мы рассуждали в порядке диспута, вероятно, вообразил, что я высказывал вышеизложенное в качестве утверждений или приводил мнения синьора Галилея! Но это неправда.

Что же касается чудес, продолжал Аттаванти, то об этом вообще не было речи. Их занятие с отцом Хименесом закончилось, разумеется, подобающим образом: было установлено, что, согласно с учением святого Фомы, бог не обладает чувствами, не смеется, не плачет и есть наипервейшая субстанция.

Инквизитор выражает недоумение. Почему свидетель тут же подумал о Каччини и назвал его? Ведь дйспут-то он вел с Хименесом?

— Я назвал отца Каччини, потому что перед этим однажды, когда мы беседовали о движении Солнца, он, услышав это, вышел из своей кельи и явился к нам. Он заявил, что говорить, будто Солнце, согласно с мнением Коперника, стоит недвижимо, значит высказывать ересь и что он намерен в церкви прочесть об этом проповедь. Так и произошло.