Помнить счастье невозможно, потому что память о нём – это тающее послевкусие, но не само оно. Повесть о Гале – это не сама Галя, а замаскированная надежда окликнуть её в будущем. Это одна из попыток оказаться вместе с Галей в настоящем. Это – если надо – морковь впереди осла, и так в настоящее не входят. Настоящее – это не место и не время, а сам человек. Человек и есть настоящее, а человек – это всегда двое, это всегда вместе. Настоящее подразумевает, что всегда есть кто-то ещё. Не ты один, а кто-то ещё. Ты появляешься только в ком-то ещё, и без этого кого-то тебя нет. Я тороплюсь в настоящее, делясь с Галей прошлым. Я сшиваю себя с ней словами, когда нет другой возможности сохранять связь. Можно ли счастье не заметить? Да оно самое незаметное из всего, что есть, и оно единственное, что по-настоящему есть.
Эта повесть, как и две предыдущие, – хронология отношений, которые Галя отрицает. Отношения эти привели меня на скамью подсудимых, но, несмотря на это, они мне бесконечно дороги. Джон Раскин в «Теории Красоты» определяет сущность человека по его вкусу: что человек любит, то и является его нравственностью. У моей нравственности серые полярные глаза, высокий взмах бровей, слегка припухший нос, золотистые волосы и очаровывающая простота. От античных муз Галю отличает только аляповатая ребяческая походка. Но, может, настоящие музы ходят именно так, а не как их обычно изображают балерины. Галя ходит по земле, как танцовщицы в балете Стравинского «Весна».
От античных муз у Гали и высокомерие. Сочетание высокомерия с простотой обезоруживает и ранит, но лучше безоружному погибнуть в атаке, чем в плену. Я попробовал однажды атаковать Галю юбкой, увиденной мной в витрине бутика в трёх минутах ходьбы от храма, и которую я, не раздумывая, прихватил с собой на всенощную. Догадываясь, что ни при каких обстоятельствах Галя от меня её не примет, я подошёл к настоятелю:
– Отец Иоанн, подарите от своего имени эту юбку вон той прихожанке.
– Не ходи в дом к девушке, на которой не хочешь жениться! – ответил он.
Никогда прежде такой поговорки мне слышать не доводилось. Я истолковал её так: если у тебя не серьёзные намерения, то не путай девушку вниманием. В тот момент я понял, что у меня к Гале всё очень серьёзно, и так как настоятель после загадочных слов быстро исчез, я подошёл к другому жрецу:
– Отец Григорий, можете подарить юбку той скромной девушке в центре зала?
– А что обо мне жена подумает? – вопросом на вопрос ответил громадный неуклюжий священник родом из Белоруссии.
Я мысленно представил, как он дарит молодым прихожанкам юбки, платки, платья, а попадья смиренно смотрит на это в сторонке. Мне даже не пришло в голову, что у священников могут быть отношения. Стало и смешно, и стыдно.
– Подари ей сам! – прошептал отец Григорий.
Я не стал следовать его совету, а обратился к стоящей на другой стороне зала Лии. Эта пожилая женщина родом из Саратова постоянно подтрунивала надо мной, и я понадеялся на лёгкость, с которой она подписывается на всякие шутки:
– Видишь ту девушку в центре зала? Не перепутай. Её Галя зовут. Подойди и скажи ей, что тебе эта юбка мала.
Когда она согласилась, меня охватил еле сдерживаемый смех, потому что Лия весила минимум как три Гали. Она исполнила всё как я просил – подошла к ней, пошепталась, и бумажный пакет перекочевал из одних рук в другие. Я был счастлив. Буквально через минуту закончилась служба, и Галя, пылая румянцем, подошла ко мне:
– Проводите меня, мне нужно с вами поговорить.
Шёл второй месяц нашего знакомства – конец 5723 от сотворения мира. Все наши разговоры начинались тогда с гонений: «Не надо меня провожать, я сама дойду!». А тут вдруг тот удивительный случай, когда Галя сама просила меня проводить её. Я не мог поверить своим ушам, но испугался возврата юбки и пересилил себя:
– Извините, но именно сегодня мне в другую сторону!
Галя была удивлена моему отказу:
– Тогда выслушайте меня здесь. Что вы сказали Лии?
– Лии? Ничего.
– Не лгите, я же видела, как вы с ней шептались.
– А что произошло?
– Вы ей сказали, что я бедная студентка, и она дала мне двадцать алтын.
Я был в шоке от услышанного – оказывается, Лия проявила инициативу и буквально добавила своих пять копеек. Снова было и смешно, и ужасно. Смешно оттого, что Лия была в своём репертуаре, а страшно оттого, что деньги всегда очень оскорбительны, и особенно оскорбительны они для девушек. Я стал оправдываться, что ни при каких обстоятельствах так бы не поступил. И в этой беседе – а Галя была очень расстроена и захвачена произошедшим – она позволила проводить себя сперва до метро, а потом и до дальнего перекрёстка. Нетрудно было предположить, что Галя чуть позже опомнится и всё поймёт, только отказываться от подарка будет поздно. И всё благодаря Лии. Галя, конечно, никогда не оденет юбку на церковную службу, зато, может быть, на свой концерт, что меня тоже устраивало. Спустя год я был приятно удивлён, увидев в Койске её сестру Викторию. От радости опрометчиво вылетело:
– Юбка!