Галинословие

Несёт Галя воду в поле у ручья.
Ей не дам проходу – девушка ничья.
Раз остановлю я, два не дам пройти,
А на третий будет с ней нам по пути.
Галя, моя Галя, дай ты мне воды.
Отвечает Галя, не было б беды.
Что как беркут кружишь, вьёшься надо мной
И в метель, и в стужу, и в грозу, и в зной?
Оглянись налево, полон вод ручей.
В поле столько девок, я тебе зачем?
Больно ты мне нужен – больно неуклюж,
Чтобы быть мне мужем. Ну какой ты муж?
Ни коня, ни сабли, голый как сокол.
Пить не дам ни капли – тятя будет зол.
Проходи же мимо, жизни не губи,
Я тобой любима, а ты нелюбим.
Галя, моя Галя, там, где тополя
Отпущу тебя я, жажду утоля.
Галя обманула, снова подвела,
Лалала лала ла, лалала лала.

Конец лета я провёл в Москве. Трёхчасовой перелёт – это не только географический сдвиг, но и радикальная смена жизни. Московская жизнь – вовсе не продолжение жизни на чужбине. Всё наносное и заграничное в Москве отбрасывается напрочь. Ни мама, ни друзья во дворе, ни многочисленные родственники не интересуются моими европейскими делами. Для них я вернулся из такой глуши, о которой и от скуки слушать не станешь. Меня это радует – Москва непоколебимо остаётся центром вселенной. Европа – это разного рода провинции вроде Прибалтики. Это одна большая провинция. Уже по ограниченности европейского интернета это заметно – у каждой отдельно взятой страны он как маленькая лужа по сравнению с океаном рунета. Я перестраиваюсь на московский лад, забываю провинциальный язык, стряхивая с себя наносное, и лишь иногда друзья просят сказать им что-нибудь на чужом наречии, чтобы непременно потом посмеяться над моим произношением.

«Немчура!» – хохочут они. И я смеюсь вместе с ними. Смеюсь от радости осознания того, что и сотни лет назад, и сотни лет вперёд будет то же самое – ничего не изменится! Озарение, что твоя Родина никогда никуда не денется, делает глубоко сидящую тревогу о ней напрасной и освобождает придавленные этой тревогой силы. Очередной камень спадает с плеч, и силы хохотом вырываются наружу. Как хорошо быть русским! Как хорошо жить! О, если бы и все камни из груди вынуть! Если бы только такую жизнь оставить – её звенящее журчание, её восприятие. Всё остальное на свалку, в небытие.

В который раз я обнаруживаю удивительную вещь, что самыми весёлыми и счастливыми из всех детских приятелей на протяжении многих лет остаются те, кого я до сих пор встречаю во дворе – Синельников и Цуприков. В сравнении с ними те, кого во дворе по разным причинам уже не встретить, во всех отношениях более серьёзны и обременены.

Будь то однополчане или друзья, обросшие семьями в других районах, все они уступают двум Димам в лёгкости восприятия бытия. В какие-то моменты закрадывается мысль, что всему причиной наш Карачаровский дворик – те, кто сохранил пущенные в него корни, сохранил и детскую радость жизни, а кто разорвал корни, чтобы пустить их на новом месте, тот повзрослел и мутировал.

Другой версией хронического счастья двух Дим было предположение, что у каждой улицы есть свои хранители. Они избирались по неизвестным мне критериям для пожизненного проживания на одном месте. Это как служба в армии – одновременно и почётное право, и почётная обязанность. И избранность, и заключение. Не могу представить, где и при каких обстоятельствах двух моих одноклассников посвятили в хранителей Карачарова, но по их ухмылкам и недосказанности, могу предположить, что случилось это в какой-то котельной – ещё до их карьерного взлёта. Совершенно неважно, что кочегарами в девяностых они проработали недолго и в совсем другом районе. Котельная это самое лучшее место для тайных инициаций. Их могли проверить на моральную устойчивость, ознакомить с канонами, посвятить в вольные кочегары, затем уволить за профнепригодность и отправить смотрящими в свой микрорайон.

Возможно, по легкомыслию они дали тогда обет безбрачия, и поэтому семейная жизнь одного Димы рассыпалась после его разгульных командировок как карточный домик, а второй Дима о женитьбе даже не помышлял. Напрасно вешались на его шею девушки – в качестве жён он никого из них не рассматривал, и слова «загс» для него не существовало.

Какие функции лежали на плечах обоих хранителей, какими ресурсами они обладали, был ли у них третий – все ответы были за семью печатями. Похоже никакой ответственности на них не возлагалось, и они ходили по родным улицам, посвистывая.