Во избежание подобных логистических недоразумений лучше всего иметь домашний адрес Галиных родителей. Мне пришла мысль пробить его по многочисленным базам данных, и поиски увенчались успехом. Так удалось узнать и отчество Галиного отца, и даты рождения всех членов семьи, и то, что Галя сама прописана в Славянске.
Название родной улицы Гали отдавало чем-то социалистическим, по-украински оно звучало «Новий Побут» («Новый Быт»). Название должно было отражать достижение советского жилищного строительства, и мне не терпелось посмотреть на фото родительского дома Гали. В поисковике уличных панорам Славянска не оказалось – по нему никогда не ездили машины с записывающей всё вокруг камерой, и для онлайн-путешествия он был недоступен. С трудом отыскалось одно единственное фото серых малоэтажек и неровного асфальта на улице, где Галя провела детство. Унылое впечатление от провинциального вида сменилось на праздничное, когда я представил город весной с запахами сирени и цветущими девушками в простеньких платьях. Ради этого я пролистал в соцсетях анкеты студенток педагогического университета.
То ли я был к Славянску субъективен, то ли я никогда не уделял провинциальным университетам столько внимания, но такого количества красивых лиц я не встречал ни в одном городе. В каждом девичьем лице я умудрялся найти черты Гали, в каждом было что-то до замирания сердца знакомое. Город Гали представился мне городом Галь. Конечно, славянки носили разные имена, но только для удобства, только для того, чтобы понимать, о какой именно Гале речь, а на самом деле все они были Галями, а сам Славянск инкубатором Галь.
«
Все невыплеснутые чувства к Гале доставались теперь Лукерье Михайловне, а через неё, как конденсат через фильтр, наверняка достигали и самой царевны. Был у бабушки переходящий по дворам самогонный аппарат. Помню, как сени в определённые дни запирались на засов и наполнялись кислым запахом браги и спирта. Самогон – это валюта. Вспахать огород, построить сарай – за всё это в деревне легче расплачиваться самогоном. Если к алкоголю у меня отторжение, то запах брожения мне всегда нравился – запах брожения, как и запах золы, возвращал меня в детство. Так вот, мы с Лукерьей Михайловной производили для Гали кристально чистую эссенцию внимания – любовь, пройденную через цензуру мамы. Мои чувства бродили, настаивались и давали основу для парфюмерии, а Лукерья Михайловна перегоняла брожения моих чувств в духи для своей дочери.