“О король! Вот когда ты увидишь, как хлеба на полях всколыхнутся и склонят свои колосья, словно под дыханием бури, когда ты увидишь, как реки По и Тицин в испуге затопят своими волнами, потемневшими от железа, стены твоего города, — вот тогда и нужно будет думать, что приближается сам Карл Великий”.
И не успел он договорить эти слова, как на западе появилось нечто вроде черной тучи, гонимой северо-западным ветром, и тотчас же ясный свет заволокло тьмой. Но оружие, сверкавшее посреди этой тучи, сияло светом, который людям, запертым в городе, казался мрачнее любой ночи; вот тогда-то и появился сам Карл, этот железный человек: его голова была покрыта железным шлемом, руки прятались под железными латными рукавицами, мощную грудь и широкие плечи защищал железный панцирь, в левой руке он держал железное копье, ибо правая рука у него всегда была протянута к его непобедимому мечу; внутреннюю сторону бедер, которая у других освобождена даже от ремней, чтобы легче было сесть на коня, у него покрывали железные пластины. Что уж тут говорить о его железных поножах? Все воины имели привычку постоянно носить такие. На его щите не было видно ничего, кроме железа, и даже его конь обладал железной мастью и железной мощью; все, кто шел впереди монарха, все, кто шагал рядом с ним, все, кто следовал позади него, да и все главные силы войска имели подобные доспехи, насколько каждому из воинов позволяли его средства: железо покрыло поля, железо покрыло дороги; острия железных клинков отражали солнечные лучи, и все это железо, столь твердое, нес на себе народ, сердце которого было таким же твердым, как и оно. Сияние железа породило ужас в рядах защитников города, и все они в испуге бросились бежать, крича: “Сколько железа! Ах, сколько железа!”[109]
Карл, как и все люди, наделенные мощным гением, был прост для своей семьи, велик для своего народа, чванлив для чужестранцев; именно в хронике монаха из Санкт-Галлена в основном следует искать сведения о чертах характера императора, позволяющие судить о нем с поэтической точки зрения. Что же касается его военных экспедиций, то Эйнхард, его секретарь и друг, приводит в хронологическом порядке, хотя и опуская подробности, достаточно сведений об этих походах, чтобы современный писатель мог составить их список: всего их было пятьдесят три.
Рамки, в которые мы поставлены, не позволяют нам проследить ни всю его частную жизнь, ни всю его политическую деятельность; однако посмотрим, каким было к моменту его смерти королевство, в пользу которого он воскресил угасшее имя Западной Римской империи: огромной империи, тень которой доходит до нас и если не мощь, то имя которой еще живет в нашей нынешней Европе.