Галлия и Франция. Письма из Санкт-Петербурга

Однажды в толпе таких страдальцев появился священ­ник. Он прошел через тысячи опасностей, но ему уда­лось их избежать; он перенес тысячи тягот, но, казалось, они никак его не затронули, хотя это был человек крайне тщедушного телосложения и в его облике нельзя было разглядеть ничего, кроме убогости. Пройдя через толпу умирающих, он подошел к воротам города и в ответ на вопрос, как его имя и откуда он родом, сказал, что зовут его Петр, что земляки дали ему прозвище Пустынник и что родился он в Амьенском епископстве во Француз­ском королевстве. У него потребовали обычную плату за вход, он дал золотой и вступил в город.

Это был человек, наделенный пылкой верой, одержи­мый пламенной страстью — страстью, устремленной на достижение небесных целей, подобно тому, как у других она бывает направлена на достижение целей земных. И вот, при виде несчастий и гонений, одолевавших хри­стиан, он замыслил великий план.

Завершив поклонение всем святым местам, он добива­ется того, чтобы Симеон, патриарх Иерусалимский, дал ему письмо, в котором была воспроизведена точная кар­тина бед, испытываемых верующими, и настаивает на том, чтобы оно было скреплено печатью, что должно было придать ему характер подлинности, затем получает благословение патриарха, берет в руки посох, выходит из города и направляется в гавань Яффы, находит там корабль, готовый отплыть в Апулию, садится на него, сходит на берег в Генуе, добирается до Парижа, идет в Рим, предстает перед папой Урбаном II, вручает ему письмо патриарха Иерусалимского, рассказывает ему о страданиях верующих, о гнусностях, совершаемых в свя­тых местах нечестивыми мусульманами, и, таким обра­зом, со всем пылом надежды и веры исполняет, наконец, свою миссию.[201]

Святой отец был тронут доверием, какое христиане Востока питали к своим братьям на Западе. Ему вспом­нились слова, написанные в Книге Товита:

«Иерусалим, город святый!.. Многие народы издалека придут к имени Господа Бога с дарами в руках, с дарами Царю Небесному; роды родов восхвалят тебя с восклица­ниями радостными. Прокляты все ненавидящие тебя, бла­гословенны будут вовек все любящие тебя!»[202]

И потому он решил призвать к оружию всех правовер­ных государей, чтобы освободить с их помощью Гроб Господень.

В соответствии с этим решением он переходит через Альпы, спускается в Галлию, останавливается в Клер­моне, созывает там церковный собор и, сопровождаемый Петром, в назначенный час входит в зал, где собрались триста семьдесят епископов, приехавших из всех епархий Италии, Германии и Франции.

Речь, с которой он обратился к ним, была простой, выразительной и краткой: это была картина бед, от кото­рых страдали их братья на Востоке, бед, предсказанных святым царем Давидом и святым пророком Иеремией.[203]Она была наполнена ссылками на священные книги, подтверждающими, что Господь возлюбил Иерусалим превыше всех городов[204]; она содержала произнесенное над Агарью проклятие, свидетельствовавшее о том, что сарацины, именуемые в те времена «агарянами», или «исмаильтянами», сыны Агари и Исмаила, тоже про­кляты[205] и, следовательно, будут побеждены.

Эта речь, взывавшая к воинственным и религиозным настроениям в обществе, то есть двум главнейшим потребностям того времени, произвела необычайное и быстрое действие. Каждый из епископов, следуя откры­вшемуся перед ним пути, вернулся в свою епархию, сея повсюду призывы к войне и повторяя вслед за апостолом Матфеем: «Не мир пришел я принести, но меч»[206].

И в самом деле, муж разлучился с женой, а жена — с мужем; отец — с сыном, а сын — с отцом. Никакие узы не были достаточно прочными, никакая любовь — доста­точно сильной, никакая опасность — достаточно вели­кой, чтобы остановить тех, кого поднимало, словно волны на море, слово Господне. Однако религиозное рве­ние не было единственной побудительной причиной к созданию этого огромного союза. Одни присоединились к крестоносцам, чтобы не разлучаться с друзьями, дру­гие — чтобы не казаться трусами или лентяями; эти — чтобы сбежать от заимодавцев, те — по чистому легко­мыслию, в силу своего авантюрного характера, из любви к новым местам и новым впечатлениям.[207] Но что бы их ни подталкивало к этому, все они поднимались с места и шли на великую встречу западных народов, восклицая: «Такова воля Господня! Такова воля Господня!»

Герои этого первого крестового похода собрались вес­ной 1096 года. Среди предводителей крестоносцев самыми влиятельными были сеньоры, которых мы сей­час назовем:

Туго Великий, брат короля Филиппа, всегда и всюду ока­зывавшийся первым: он переплыл море и высадился в Диррахии вместе с франками, которыми он командо­вал;

Боэмунд Апулийский, сын Роберта ТЪискара, норманн по происхождению; он вместе со своими итальянцами дви­нулся тем же самым путем;