Галльская кровь. Ледяной ад. Без гроша в кармане

— Да нет же! Наоборот! Прошу у вас жалованья.

— То, о чем вы просите, вас недостойно.

— Ну что вы! Я побывал даже человеком-рекламой. Как вы считаете, два доллара в день — это не слишком много?

— А мне показалось, что вы предпочли делить со мной беды и несчастья, отказавшись от счастья, которое я вам предлагала.

— Вы ошиблись. Просто мне подвернулся случай заработать немного денег, и я им воспользовался. Если вы отказываетесь платить мне как чернорабочему, буду вынужден немедленно уйти от вас.

— Я вас умоляю.

— Ну же, всего два доллара в день… десять франков.

— О Господи!

— К тому же, если я их не истрачу, верну вам излишки. Для вас я — выгодное помещение капитала. Соглашайтесь!

— Придется. Вы — большой оригинал.

— Смею надеяться, миссис Клавдия.

— Да уж! Другого такого поискать.

— Как вам угодно, но прошу вас осмотреть скважины. Нужно определить размер ущерба.

— Хорошо. Как вы думаете, не взять ли нам кого-нибудь еще?

— Ни в коем случае! Будет больше вреда, чем пользы. Вдвоем у нас есть шанс пройти незамеченными. Впрочем, вам лично вряд ли грозит опасность. У янки много недостатков, но к женщинам они относятся с уважением.

— А как же вы?

— Я? Это не важно. Сегодня… завтра… позже. Что мне моя жизнь?

— Как! Разве вас ничто не привязывает к жизни?

— Ничто.

Клавдия вздохнула и молча оперлась на предложенную ей руку. Они оставили дом на попечение Боба, чью неустойчивую преданность укрепила обещанная тысяча долларов. В помощь он подыскал больше десятка ребят, соблазнившихся денежным вознаграждением. Ничтожный оплот порядка предполагалось усилить во время похода на вышки с помощью найденных там новых сторонников. У джентльмена появилась какая-то идея. Ее выполнение требовало определенного риска.

По сути, Фоксхилл являлся городом с коммерческим центром и конторами, где воцарилось относительное спокойствие. На улицах утихла стрельба, прекратились пожары. В унылом овраге, у подножия холма, раскинулся нефтяной пригород Нью-Ойл-Сити, весь покрытый масляной пленкой и вонючий до тошноты. Здесь еще дымились догорающие цистерны.

Наступило затишье. Народ переместился в салуны. Текла рекой выпивка, обсуждались последние события. Хозяйку и ее компаньона провожали взглядами. Джентльмен размышлял, откуда у рабочих деньги, чтобы просиживать день-деньской в кабаках.

Все здесь было окутано тайной и наэлектризовано опасностью. Чем ниже спускались Клавдия и Бессребреник, тем больше все менялось: земля, жилища, запахи, растительность, люди и вещи. Наверху воздух, хотя и изрядно пропитанный нефтяными парами, был относительно чист. На улицах и домах только иногда попадались пятна нефти. Внизу же нефть покрывала все.

Нет ничего на свете омерзительнее нефтяных промыслов, нет другого производства, где человек чувствовал бы себя так неуютно.

Октав Сашо, путешественник, писатель-сатирик и просто очень уважаемый человек, так пишет о маслах: «Оливковое и кокосовое приятны и даже поэтичны. На юге Европы каждый деревенский дом гордится собственной маслобойней. Если кому на одежду попадет немного оливкового масла, он ничуть не обеспокоится. Эти же масла идут и на изготовление замечательного мыла.

Нефть — тоже масло. Черное масло. Оно исторгается из самого чрева Земли. Запах — его первый признак. Скрыться от него невозможно. Пары нефти так насыщают воздух, что он становится взрывоопасным. Вблизи промыслов запрещено курить, хотя всегда находятся горячие головы, которые бравируют опасностью и пренебрегают запретом.

Вокруг все пропитано нефтью: грязь под ногами, одежда до последней нитки и разговоры людей, обсуждающих повышение или понижение цен, богатую или бедную добычу черного золота.

Нефть стремится проникнуть в вас через нос, глаза, уши и кожу. Вы постоянно ощущаете ее вкус на губах. Ветер далеко разносит ее запах, и он настигает вас среди полей и на берегу ручья, забивая запахи цветов и диких трав. В окрестных водоемах плавают жирные пятна с металлическим блеском. Нефтью покрыты дома и мебель, железные дороги и корабли, люди и все остальное.

В этом царстве нефти даже отъявленные чистюли начинают запускать себя, живут в грязи и ходят в лохмотьях. Когда одежда пропитывается маслом и тяжелеет настолько, что носить ее невозможно, человек идет в магазин и одевается во все новое, а старое бросает на улице. Даже сжечь его нельзя без риска устроить пожар в городе».

Клавдия Остин ступила на землю, пропитанную нефтью, твердым шагом, как женщина, не испытывающая недостатка в одежде. Бессребреник, наоборот, передвигался с массой предосторожностей, чтобы не испачкать костюм.

Тщетные усилия! Зловонная жижа быстро пропитала ботинки, потом настал черед брюк, рубашки и пиджака. Через четверть часа джентльмен почувствовал себя как фитиль в лампе.

— Ладно, — сказал он философски, — привыкну.