Галльская кровь. Ледяной ад. Без гроша в кармане

Высоко подняв голову, он вошел в салун. В походке угадывалась уверенность человека, чей карман набит деньгами.

И бармен попался. Может быть, впервые в жизни с его лица сошло выражение мрачного высокомерия, которое так отвратительно в янки.

Когда на посетителя смотрят сверху вниз, он начинает чувствовать себя униженным. Во Франции трактирщик почтительно поприветствует вас и спросит:

«Чем могу служить, сударь?»

Салунщик при виде джентльмена сплюнул табачную жвачку и буркнул:

— Эй, приятель, чего нужно?

И это было уже проявлением большого внимания. Обычно вас не удостаивают ни словом, ни жестом, продолжают отдыхать в расслабленной позе, закинув ноги на стол. Приходится повторять заказ дважды.

— Вам случайно не нужен повар, официант или мойщик посуды? — вопросом на вопрос ответил вошедший.

Бармен подскочил, точно увидел гремучую змею, и заорал:

— Негодяй, сукин сын, паразит! Я тебя принял за порядочного человека!

— И не ошиблись, — невозмутимо заявил джентльмен. — Так оно и есть. Не вижу ничего бесчестного в том, чтобы зарабатывать себе на жизнь законным образом.

— Well! Значит, ты повар?

— Случалось.

— Официант?

— Если потребуется.

— Мойщик посуды?

— Могу и это.

— Знай, парень, здесь подают только консервы, и подаю их я сам, а посетители, если они случаются, вылизывают миски до блеска — вот и все мытье. А если тебе приспичило, на кухне есть необлизанные тарелки — можешь пообедать.

Оскорбительную речь сопровождали еще более оскорбительные жесты. Бессребреник разразился смехом, не предвещавшим ничего хорошего. Подойдя вплотную, он разом оборвал смех и крикнул в лицо своему оскорбителю:

— Защищайся, свинья!

Янки был на целую голову выше джентльмена, с фигурой атлета, и, не сомневаясь, что разделается с этим нахалом в два счета, лениво процедил:

— Му God![188] Сейчас я тебя прикончу! Жалко, поезд придет только через десять минут. Там мои приятели — машинист, стюард[189], кондуктор. Вот повеселились бы! Заключили бы пари. Выпили бы за упокой твоей души.

Удар в челюсть прервал его монолог. Салунщик охнул, попятился, получил вторую оплеуху и взревел, как бык.

— Ну держись, подонок! — И здоровяк выбросил вперед свой кулачище, но джентльмен увернулся. Со стороны могло показаться, что великан дерется с призраком — ни один удар не достигал цели. Зато на него самого затрещины сыпались градом. Противник трактирщика, казалось, вовсе не прикладывал усилий, используя неожиданные повороты и выпады. Не всякий определил бы стиль боя, широко распространенного только у креолов на Кубе.

Бармен плохо соображал от боли. Заплывшие глаза ничего не видели, лицо и нос были разбиты. Он взмолился о пощаде.

Зазвонил колокол, послышался шум прибывающего поезда.

— Я бы мог тебя убить. Но, пожалуй, достаточно и этого. В следующий раз поостерегись оскорблять тех, кто без денег.

Увидев под потолком окорок, Бессребреник срезал его с крюка, сунул под мышку и спокойно направился к выходу. Хозяин попытался остановить похитителя, но получил своим же беконом по голове и успокоился надолго. Джентльмен бросился к подошедшему составу.

Не расставаясь со своей добычей, наш герой проскользнул под вагоном и пропал из виду. Почуяв безбилетного пассажира, за ним внимательно следил кондуктор. Удивленный внезапным исчезновением, он прошел вдоль нескольких вагонов, бормоча в недоумении:

— Куда только запропастился этот тип?

Локомотив заправили водой и углем. Звякнул колокол, раздался свисток. Кондуктор вскочил на подножку, бормоча:

— Парень наверняка в поезде. Надо будет хорошенько поискать. Пусть только попадется!

Оседлав буфер, стараясь быть как можно незаметнее, Бессребреник посмеивался, крепко прижимая к груди драгоценный трофей. Но долго на буфере ехать невозможно. Дождавшись темноты, с большими предосторожностями, употребив всю силу и ловкость, он дотянулся до подножки. Его перемещениям невероятно мешала свиная нога, но в конце концов способ освободить руки был найден, стоило только взять в зубы веревку, за которую окорок был подвешен. Дальше приходилось передвигаться на четвереньках с ветчиной в зубах как собака, удирающая с добычей от погони. Позади остались пассажирские и мягкие купе — роскошные и хорошо освещенные. В них разъезжали богатые леди и джентльмены. Как он им завидовал! Но нужно было ползти дальше, в хвост поезда, и добраться туда удалось без приключений.

Третий от конца вагон выглядел массивным, прочным и неприветливым, — закрытый со всех сторон куб из дерева и металла. Здесь не было ни огонька, и только привыкнув к темноте, путешественник разглядел раздвижные двери. Держась одной рукой за какую-то скобу, наш авантюрист просунул нож в паз между створками, рискуя каждую минуту свалиться на рельсы. Ветчина мешала движениям, Бессребренника бросало из стороны в сторону. Но, жизнестойкий от природы, он творил чудеса храбрости и ловкости, подбадривая сам себя:

— Ну, еще разок! Налегай, мой мальчик! Тебя ждут миллионы Джима Сильвера. Давай же, давай! Или победа, или смерть!