Галоши против мокроступов. О русских и нерусских словах в нашей речи

Это стихотворение — написанное в 1743 году «Вечернее размышление о Божием величестве при случае великого северного сияния». Тема, разумеется, достойна высокого стиля. Как же выглядит он в исполнении Ломоносова?

Лице свое скрывает день:
Поля покрыла мрачна ночь;
Взошла на горы чорна тень;
Лучи от нас склонились прочь;
Открылась бездна, звезд полна;
Звездам числа нет, бездне дна.
Песчинка как в морских волнах,
Как мала искра в вечном льде,
Как в сильном вихре тонкой прах,
В свирепом как перо огне,
Так я, в сей бездне углублен,
Теряюсь, мысльми утомлен!
Уста премудрых нам гласят:
Там разных множество светов;
Несчетны солнца там горят,
Народы там и круг веков:
Для общей славы Божества
Там равна сила естества.
Но где ж, натура[83], твой закон?
С полночных стран встает заря!
Не солнце ль ставит там свой трон?
Не льдисты ль мещут огнь моря?
Се хладный пламень нас покрыл!
Се в ночь на землю день вступил!
О вы, которых быстрый зрак
Пронзает в книгу вечных прав,
Которым малый вещи знак
Являет естества устав,
Вы знаете пути планет[84];
Скажите, что наш ум мятет?
Что зыблет ясный ночью луч?
Что тонкий пламень в твердь разит?
Как молния без грозных туч
Стремится от земли в зенит[85]?
Как может быть, чтоб мерзлый пар
Среди зимы рождал пожар?
Там спорит жирна мгла с водой;
Иль солнечны лучи блестят,
Склонясь сквозь воздух к нам густой;
Иль тучных гор верхи горят;
Иль в море дуть престал зефир[86],
И гладки волны бьют в эфир[87].
Сомнений полон ваш ответ
О том, что окрест ближних мест.
Скажите ж, коль пространен свет?
И что малейших дале звезд?
Несведом тварей вам конец?
Кто ж знает, коль велик Творец?

Мы видим, что заимствованных слов тут совсем немного, но если бы их не было, исчезли бы и идеи, связанные с ними — идеи европейской философии и естествознания XVIII века, и стихи утратили бы важную часть своего содержания. А собственно «церковнославянское» слово лишь одно — «естество», оно является калькой греческого слова φύσις («природа»), о чем Ломоносов, изучавший греческий язык, разумеется, прекрасно знал. А если уж высокому стилю иноязычные слова не помеха, то тем более они уместны в остальных родах речи.

«Беседа любителей русского Слова». Кого хвалил мурза Державин и что бранил адмирал Шишков

Ломоносов успел написать оду на бракосочетание великого князя Петра Федоровича и великой княгини Екатерины Алексеевны, и оду на восшествие на престол Петра Федоровича и «купно на новый 1762 год», и даже оду императрице Екатерине Алексеевне в новый 1864 год. Но настоящим придворным певцом Екатерины Алексеевны был Гавриил Романович Державин. Это он в стихах стал называть ее именем Фелица[88], тем псевдонимом, которым Екатерина наградила себя сама в написанной для внука «Сказке о царевиче Хлоре[89]». Позже в своем переводе знаменитой оды Горация Державин писал о своих заслугах:

Что первый я дерзнул в забавном русском слоге
О добродетелях Фелицы возгласить,
С сердечной простотой беседовать о Боге
И истину царям с улыбкой говорить.

Державин был при императрице не только «придворным поэтом», но и секретарем «у принятия прошений», а позже — сенатором, что позволило ему написать о себе:

Хотя б я с пленных снял железы,
Закон и правду сохранил,
Отер сиротски, вдовьи слезы,
Невинных оправдатель был.

И далее…