Галоши против мокроступов. О русских и нерусских словах в нашей речи

«Все то, что собственное наше, стало становиться в глазах наших худо и презренно. Они учат нас всему: как одеваться, как ходить, как стоять, как петь, как говорить, как кланяться и даже как сморкать и кашлять. Мы без знания языка их почитаем себя невеждами и дураками. Пишем друг к другу по-французски. Благородные девицы наши стыдятся спеть русскую песню. Мы кликнули клич, кто из французов, какова бы роду, звания и состояния он ни был, хочет за дорогую плату, сопряженную с великим уважением и доверенностью, принять на себя попечение о воспитании наших детей? Явились их престрашныя толпы; стали нас брить, стричь, чесать. Научили нас удивляться всему тому, что они делают; презирать благочестивые нравы предков наших, и насмехаться над всеми их мнениями и делами. Одним словом, они запрягли нас в колесницу, сели на оную торжественно и управляют нами — а мы их возим с гордостью, и те у нас в посмеянии, которые не спешат отличать себя честью возить их! Не могли они истребить в нас свойственного нам духа храбрости; но и тот не защищает нас от них: мы учителей своих побеждаем оружием; а они победителей своих побеждают комедиями, романами, пудрою, гребенками. От сего то между прочими вещами родилось в нас и презрение к славенскому языку; сие то есть причиною, что мы в нынешних сочинениях наших находим таковые и подобные сим о книгах толкования: „Слог нашего переводчика можно назвать изрядным; он не надут славянщизною, и довольно чист“».

Прежде всего адмирал винит в этом не только самих иностранцев, но и переводчиков, которые, зная иностранные языки, не знают своего родного: «Одни из них безобразят язык свой введением в него иностранных слов, таковых, например, как „моральный“[105], „эстетический“[106], „эпоха“[107], „сцена“[108], „гармония“[109], „акция“[110], „энтузиазм“[111], „катастрофа“[112] и тому подобных. Другие из русских слов стараются делать нерусские, как, например, вместо „будущее время“ говорят „будущность“; вместо „настоящее время“ — „настоящность“ и проч. Третьи французские имена, глаголы и целые речи переводят из слова в слово на русской язык; самопроизвольно принимают их в том же смысле из французской литературы в российскую словесность, как будто из их службы офицеров теми же чинами в нашу службу, думая, что они в переводе сохранят то же знаменование, какое на своем языке имеют. Например: „influance“ переводят „влияние“ и, несмотря на то, что глагол „вливать“ требует предлога „в“: „вливать вино в бочку, вливает в сердце ей любовь“, располагают нововыдуманное слово сие по-французской грамматике, ставя его по свойству их языка, с предлогом „на“: „faire l’influance sur les esprits“ — „делать влияние на разумы“. Подобным сему образом переведены слова: „переворот“, „развитие“, „утонченный“, „сосредоточить“, „трогательно“, „занимательно“ и множество других».