Галоши против мокроступов. О русских и нерусских словах в нашей речи

Шишков иронизирует: «Затруднение встретится в том единственно, что не знающий французского языка, сколько бы ни был силен в российском, не будет разуметь переводчика; но благодаря презрению к природному языку своему, кто не знает ныне по-французски? По мнению нынешних писателей, великое было бы невежество, нашед в сочиняемых ими книгах слово „переворот“, не догадаться, что оное значит revolution, или по крайней мере revolle. Таким же образом и до других всех добраться можно: „развитие“ — developement; „утонченный“ — raffiné, „сосредоточить“ — concentrer; „трогательно“ — touchant; „занимательно“ — interessant и так далее. Вот беда для них, когда кто в писаниях своих употребляет слова: „брашно“[113], „требище“[114], „рясна“[115], „зодчество“[116], „доблесть“, „прозябать“[117], „наитствовать“[118], и тому подобные, которых они сроду не слыхивали, и потому о таковом писателе с гордым презрением говорят: он педант, провонял славянщиною и не знает французского в штиле „элегансу“».

В другом месте: «Некоторые имена принимают без перевода и делают из них глаголы, как, например, „энтузиазм“ — „энтузиаствовать“; „гармония“ — „гармонировать“; „сцена“ — „быть на сцене“, „выходить на сцену“ и пр.»

Вы сами можете судить о том, сколько из этих слов прижились в русском языке и от скольких нам придется избавиться, если мы захотим очистить его, воспользовавшись «расстрельным списком» Шишкова. И сколько из рекомендуемых им слов можно было бы использовать в нашей повседневной жизни или хотя бы в повседневной жизни начала XIX века.

А впрочем, не только французские заимствования не нравились Шишкову, но и (как уже упоминалось выше) некоторые греческие, если они попадали в наш язык не в то время и не тем путем (то есть не через церковнославянский язык). Например, он предлагал заменить слово «аристократия»[119] словом «вельможедержавие», ведь слово «вельможа» составлено из славянских корней и должно быть каждому русскому понятно без перевода: «В названии «вельможа» представляются мне многие понятия совокупно: слово „вель“ (от „велий“) напоминает мне о изяществе, величии; слово „можа“ (от „мощь“ или „могущество“) изображает власть силу. Француз назовет cиe grand Seigneur, немец grosser Herr, и оба двумя своими словами не выразят мысли, заключающейся в одном нашем слове; ибо слова их ни первые grand, grosser («велик»), ни вторые Seigneur, «Herr» («господин») не дают мне точного понятия ни о слове «велий», ни о слове «могущество»; они говорят только «великой господин», а не «вельможа». А значит, и слово «вельможедержавие» больше скажет русскому уху, чем слово «аристократия».

Еще меньше «церемонится» Шишков с латынью, предлагая истинно русским людям вместо «оратор»[120] говорить «красноглаголатель», на что один из его критиков резонно заметил:

«Хорошо; но если нам придется сказать: он дурной красноглаголатель, не будет ли тут противоречия в словах, ибо говорить красно принимается у нас всегда в хорошую сторону?»

* * *

А Шишков меж тем продолжает удивляться: «Как могут обветшать прекрасные и многозначащие слова, таковые например, как „дебелый“[121], „доблесть“, „присно“[122], и от них происходящие: „одебелеть“, „доблий“, „приснопамятный“, „приснотекущий“ и тому подобные? Должны ли слуху нашему быть дики прямые и коренные наши названия, таковые, как „любомудрие“, „умоделие“, „зодчество“, „багряница“[123], „вожделиние“[124], „велелепие“ и проч.? Чем меньше мы их употреблять станем, тем беднее будет становиться язык наш и тем более возрастать невежество наше, ибо вместо природных слов своих и собственного слога мы будем объясняться чужими словами и чужим слогом». История рассудила по-своему, и из «прекрасных и многозначащих слов» в современном языке уцелели только «зодчий» и «доблесть» (но не «доблий», вместо него употребляется прилагательное «доблестный»). Почему? Может быть, потому, что их в свое время «подхватил» современный «высокий слог» официальных торжественных речей?

Шишкову казалось странным и нелепым, «когда вместо „жалкое зрелище“ говорим „трогательная сцена“[125]; вместо „перемена правления“ — „переворот“; вместо „сближить к средине“ — „сосредоточить“ и так далее». Сейчас, наверное, даже самый яростный ревнитель чистоты русского языка не опознает в этих выражениях кальки с французского. Скорее уж «коренные русские» (по Шишкову) выражения покажутся нелепыми, вычурными и искусственными.

А вот еще один «стоп-лист» от Шишкова: