Галоши против мокроступов. О русских и нерусских словах в нашей речи

Чем привлекали ассамблеи? Газета «Ведомости» описывала ассамблею, устроенную 29 июня 1719 года в честь тезоименитства Петра I: «Гулба в вертограде царском, где же все чувства насладилися: зрение видяще неизреченную красоту различных древес в линию и перспективу расположенных и фонтанами[54] украшенных; тут же и речная устремления, веселящая и град, и огород царский. Ухание от благородных цветов, имущее свою сладость. Слышание – от мусикийских, и трубных, и пушечных гласов. Вкушение – от различного и нещадного пития. Осызание – приемлюще цветы к благоуханию. Последи же по западе солнца были преизрядные фейерверки и огня, в гору летущаго и по водам плавающего, было изобильно».

Там можно было увидеть ночной Летний сад, украшенный иллюминацией[55] – ярким освещением разноцветными фонарями. Иллюминацией в XVIII веке называли большой щит с натянутым на раму холстом, на который наносился какой-либо рисунок. Затем либо по контуру рисунка натягивали фитильные шнурки и поджигали, либо рисунок подсвечивали сзади. Или же могли украсить какое-то сооружение – постоянный павильон[56] или временную эфемериду[57]– маленькими фонариками или глиняными плошками с масляными фитилями.

На аллее[58] можно было полюбоваться танцами двух юных принцесс[59]– Анны и Елизаветы.

Можно было и самому поухаживать за дамой[60].

В XVIII веке кокетство[61], которое позже назовут флиртом[62]называли «строить куры»[63]или «курмашить»[64]. А дама могла сделать игривый намек с помощью прикрепленной над верхней губой или глубоко в вырезе платья мушки[65]или помахав веером[66].

Эту увлекательную игру можно было продолжить, станцевав с дамой контрданс[67]или менуэт[68].

Или выпить шнапса[69], выкурить трубку табака[70], обсудить последние новости.

Потом переправиться через Неву на собственной лодке, построенной на партикулярной[71]верфи, и лечь спать, чтобы утром выпить кофе[72]и снова на работу – строить новую Россию.

* * *

А вот в университет[73]недоросли петровских времен поступить не могли: первый университет открылся в Москве в 1755 году при дочери Петра – Елизавете.

А до тех пор приходилось ограничиваться Академией[74].

При Академии работала типография[75], в которой переводили и печатали научные книги. Печатали новыми упрощенными шрифтами[76], которые утвердил лично Петр I.

И так далее.

Длинный этот очерк, конечно, не исчерпывает всех нововведений петровских времен.

На одного из близких друзей, родственника (свояка) и сподвижника Петра – Бориса Ивановича Куракина – этот поток иностранных слов произвел такое впечатление, что он заговорил на каком-то новом, небывалом языке, поистине «смеси французского с нижегородским», а еще – с немецким, итальянским, английским. Например, вот как он описывает первые фейерверки Петра, которыми тот забавлялся еще в Москве: «Его ж Величество имел великую охоту к артиллерным делам и к огню артифициальному[77] и сам своими руками работал по вся зимы.

Как тогда обычай был на конец кроновала[78] или на маслянице на Пресне, в деревне Их Величества, по вся годы, потехи огненныя были деланы. И, правда, надобное сие описать, понеже делано было с великим иждивением[79], и забава прямая была мажесте[80].

Их Величества и весь двор в четверг на маслянице съезжали в шато[81] свое на Пресне, и живали дня по два; где на обоих дворцах бывали приуготовления потех: на одном дворце с Пушкарнаго двора, а другом дворце с Потешнаго дворца строения рук Его Величества. Тут же сваживали пушек по полтораста для стрельбы в цель. И в назначенной день тем потехам поутру начнется стрельба из пушек в цель и продолжается до обеду; и которой пушкарь убьет в цель, бывало награждение каждому по 5 рублей денег и по сукну красному или зеленому на кафтан.

И потом обед даван был всем палатным людям, а по обеде до вечера чинится приуготовление потех огненных, и, чем ночь настенет, начинаются оныя потехи и продолжаются временем за полночь.

И на завтрие Их Величества возвращаются к Москве».

А несколькими строками ниже Куракин сообщает об одном из петровских шутов: «И в первых взят был ко двору дворянин новогородец, Данило Тимофеевич Долгорукой назывался; мужик старой и набожной и препростой, которой больше не имел шуток никаких, токмо вздор говаривал и зла никому не капабель[82] был сделать».

Справедливости ради нужно сказать, что Борис Иванович Куракин стал первым постоянным послом России за рубежом: он трудился в Лондоне, в Ганновере, в Гааге и в Париже, руководил всем посольским корпусом России.

Но иностранные слова в обилии проникали и в речь россиян, не переступавших границы своего отечества.

И поэтому русские литераторы быстро почувствовали, что в обновленном языке пора наводить порядок.

Три стиля или три языка? Язык Ломоносова