Гамарджоба, панове!

Светало. Наступило такое время суток, которое охотники и рыбаки называют «темно-светло». То есть вроде уже не темно, но ещё и не светло. Силуэт виден, но ещё слабо распознаваем. Внезапно «замолчал» движок БТРа. Кирпич остановился и дёрнул за рукав Пулю, жестом показав, чтобы тот присел. А сам протяжно высморкался, поднял лицо вверх и стал, медленно раскачиваясь, нюхать воздух. Его широкие ноздри раздувались и он, как легавая перед стойкой на фазана, искал тот, самый нужный ему, запах.

— Вась, ты чего?… — непонимающе спросил Пуля шёпотом.

Кирпич присел рядом с Пулей и, улыбнувшись, сказал:

— Я ж «гаишник». Откуда несёт горелым маслом и солярой, определю за сто вёрст. У них в движке кольца маслосъёмные залегли, мотор масло жрёт. Небось, литрами заливают. Нам вон туда.

Они шли по шею в тумане и по пояс в мокрой от росы траве. Один раз даже им показалось, что как будто уловили движение у себя за спиной. Но остановившись и прислушавшись, пошли дальше. Нюх «гаишника» не подвёл Васю Кирпича и на этот раз. БТР-80 тёмной глыбой стоял в междурядье яблоневого сада. На броне сидели двое. В утренней тишине было слышно, как один из них шумно грызёт яблоко. Пуля, вспомнив, как прошлой ночью сам ел эти яблоки, нашпигованные жирными гусеницами, злорадно улыбнулся и тихо прошептал себе под нос:

— Гурман, бля… мясо с фруктами любишь?

— Держи левого на прицеле. Бьём по моей команде, — касаясь губами уха Пули, прошептал Кирпич, положив трубу РПГ себе на плечо.

Тот, который «левый», встал, потянулся, забрался на башню и, глядя в туман, негромко сказал своему напарнику:

— Слышь, Сашко. Шо то наших довго нэмае. Попробую ще раз вызвать.

Что ответил ему напарник, он не услышал из-за крика Кирпича:

— Огонь!

Через секунду он был убит точным выстрелом семнадцатилетнего мальчика Сотника Юрки из СВД, калибра 7,62х53, выпуска 1976 года, производства Ижевского оружейного завода. Пуля попала ему в центр груди. Пробила бронежилет 2-го класса защиты, пластмассовую пуговицу камуфляжной куртки, старенький серебряный крестик на чёрной нитке, сломала ребро, обожгла сердце и, раздробив позвоночник, вылетела… Через сто метров деформированная пуля вращаясь и шипя вошла в ствол старой яблони. Яблоня чуть вздрогнула и с самой верхней ветки, сшибая листья, на землю со звоном упало огромное спелое красное яблоко. Брызнув прозрачным соком, оно развалилось на две почти одинаковые части, обнажив бледно розовую мякоть и четыре коричневые семечки. И ни единого червячка, ни единой червоточинки…

А ещё через секунду бронебойно-кумулятивная граната, как горячий нож масло, прошила броню и разорвалась под башней крупнокалиберного пулемёта БТРа. Бронетранспортёр содрогнулся от внутреннего взрыва, из всех щелей и люков с воем вырвалось пламя, закручиваясь в огненную спираль. Зачадило, вырываясь из развороченного бака дизтопливо, поджигая огромные колёса БТРа. Криков было не слышно. Или кроме этих двоих бедолаг никого не было, или все погибли сразу. Кирпич с Пулей лежали в высокой траве, уткнувшись лицами в давно не паханную, твёрдую, как асфальт землю. От больших осколков брони их спасла густая крона старой яблони, под чьим стволом они лежали. Железо с диким хрустом рубило и рвало на части толстые ветки прямо над головами ребят. Но один… маленький всё же прорвался. Небольшой острый осколок вспорол правую штанину и влетел в икроножную мышцу Пули.

— Больна-а-а-а! — в голос орал пацан, демаскируя всё на свете.

Кирпич, для порядка и начального обезболивания, отвесив Пуле оплеуху, быстро перевернул его на живот и ножом вспорол штанину, пропитанную кровью. С перепугу Пуля замолчал, только лежал, что-то мычал и ел траву, чтобы не орать. Кирпич посветил на рану фонариком и увидел торчащий из раны острый край осколка брони БТРа. Для верности постучал по нему лезвием ножа, от чего Пуля жалобно выдавил из себя:

— Вась, а может хрен с ним? Он потом сам выйдет.

— Да, лежи ты, трусло! Вот только дёрнись у меня! — гаркнул Василий, продумывая план медицинского вмешательства.

А дальше всё было быстро и просто. Кирпич наклонился к ране, сначала языком, а потом зубами нащупал край осколка и стал медленно вытаскивать его наружу. Анестезия была одна — огромный кулак перед носом Пули. Через пять минут кусочек железа размером 25х18 мм уже лежал в кармане потерпевшего, рана была обработана и перевязана. На раненую ногу наступать было больно, но идти надо было, и идти очень быстро. Уже почти рассвело. Они возвращались по своему следу, по следу сбитой росы. Эту тёмную полосу очень хорошо было видно в первых лучах восходящего солнца. Она не блестела.

Внезапно Кирпич притянул снайпера к себе и очень сильно стиснул лицо Пули своей лапищей, пригнув его к земле. От боли и непонимания у парня аж слёзы из глаз брызнули.

— Слушай… — одними губами прошелестел Кирпич.