Гамбит. Конь без масти

Пирсу Салли поручений не досталось. Не то, чтобы его роль сводилась к минимуму. Нет. Он был тем самым связующим звеном, которого порой так недоставало. Человек, к которому стекаются все факты, ровно, что ткач, державший в руках все нити-основы. Стоило бы этим гордиться, если бы не одно «но»… Белое перо. Маленькое и почти незаметное. Вот только Пирс его видел. Оно стояло перед его глазами каждый день, как только он понял, что крылья Икара не причастны к делу, и с контузией с ножом не попляшешь. Белое перо. Сброшенное оперение крыльев ангелов, которые, как известно, в Нордэме все мертвы.

Подойдя к краю крыши, Пирс замер, наблюдая за огнями, переливавшимися всевозможными оттенками в тягучем воздухе. Издали они мерещились маяками: горящими, жадными, зовущими на их свет. На деле же – холодные и мертвые. Пустые и ослепляющие холодным светом огни ночного Нордэма.

– Ты все слышал, – Салли не спрашивал, а по обыкновению констатировал факт. – Это все-таки он, – ученый прошел по крыше и поднял бычок от сигареты Моргана, выбрасывая его в урну по привычке, но не протер руки салфеткой, как было в прошлый раз. – Почему ты молчал? – спрашивал он, снова встав на самом краю, наблюдая завораживающую картину: холодные огни до самого горизонта с алеющими отблесками заката в тяжелых свинцовых тучах, нависших над городом.

– Мне нечего было добавить, – честно признался комиссар. – Мои люди знают свое дело, нет смысла вмешиваться, – отслоившись от черноты, вышел на свет Морган, словно черная тень. – Атлас Эванс – убийца и психопат, – Джон говорил тихо, но знал, что Салли его услышит. – Уэст сможет убедить Лиама Ларссона в необходимости гражданского иска, мы посадим Ронье, – он встал он рядом с доктором, по его примеру смотря на город.

Тихий шелест материи старого плаща подтверждали присутствие комиссара там, где его уже не ждали, там, где, возможно, скоро он будет не нужен. Джон ждал, когда же наступит этот день с момента, доверился Рэйчел Рид, потом со дня, когда Сир Безупречный засверкал латами, подбираясь к вершине политического олимпа Нордэма. Сейчас он ждал этого дня, помогая городу всем, чем мог, но боялся, что этот день никогда не настанет.

– Полуночная банда останется единственной верной Романо, и Ал не станет убивать этих людей, – Джон слукавил бы, но доводы подчиненных были верными. С множеством «но», с преградами из «если», но объективными и логичными. Джон может им помочь и однозначно поможет, но мешать лишней информацией им не следовало.

– Ты знал, что это он, – криво усмехнувшись, добавил Салли.

Ответом ему стало молчание. Морган на стороне закона, и он должен перед ним отчитываться. В том его преимущество, в том суть его выбора. Он нарушает многие правила, кроме одного – человеческого. Убивать свыше необходимой меры он не станет, на чтобы Хейз его не подвиг.

– Как вы живете, капитан Морган? – сегодня как-то по-особенному спрашивал его Пирс Салли. – Как вы существуете, зная, что могли спасти кого-то, но не спасли? Уотсон, Рид… Не буду спрашивать, как вы спите по ночам. Вижу, что не спите вовсе, – хмыкнул он. – Каково это? Знать, что мог все это предотвратить, но не сделал этого вовремя? Пустил все на самотек, и думал, что обойдется? Так это работает, верно, комиссар Морган? – Салли говорил на удивление абстрактно, что было ему несвойственно. – Мне важно знать, насколько Вам тяжело, от понимания количества жизней на вашем счету, – стоя у самого края, ученый спрашивал на этот раз не о фактах, что было бы многим проще для Джона.

В этот вечер вечно спокойный и отрешенный Пирс Салли был крайне загадочен. Он и в другие дни не раскрывал своих мыслей, бросаясь конкретными фактами, но сейчас открывался перед Джоном совсем с другой стороны. Перед ним был не безучастный и точный ученый, а вдумчивый человек, лишь едва приоткрывавший завесу, что прятала всех его демонов за стеклянными и выцветшими карими глазами. Впервые Пирс Салли выглядел живым. Подавленным, уставшим, но живым, готовым пойти до конца, чего бы ему это не стоило. В седых волосах не осталось черного обжигающего пламени, которым разум деятеля науки был охвачен прежде. В застывшем выражении лица не было обычной для простого обывателя мягкости. Посмертная маска, скрывавшая глубокие раны, что служба оставила на душе доктора, когда той со временем не стало вовсе. Она рассыпалась от времени, проведенного в свете холодных огней ночного города, и разносилась по ветру белыми перьями мертвого пепла. Джон видел, что она еще здесь. Уходит постепенно, по крупице исчезает в круговороте заглянувшего на улицы города холодного ветра с воздушными снежными клочьями в нем. Огонь в пустых глазах уже не горит, а догорает, но где-то в глубине все еще теплятся угольки надежды.

– Тягостно, – Морган заговорил после долгого молчания. – Внутри сплошная пустота, и я боюсь ее заполнить. Вложить весь свой мир в одного человека, а затем снова потерять его навсегда, – признался он честно и открыто за последние несколько лет.