Гамбит. Конь без масти

В этом он не признавался даже жене, но подозревал, что она и так была осведомлена о его душевном состоянии. Порой супруга знала намного больше самого Джона и видела наперед его мысли и чувства.

– Должно быть это невыносимо, – криво улыбнулся Салли перекошенным лицом. – Я верил в лучшее в людях. Думал, что всегда поступаю правильно, а как все обернулось… – рассуждал тот, от кого нехарактерно было слышать рассуждения о душевных терзаниях.

От доктора Салли факты поступали в изобилии, от Пирса Салли его размышления – лишь в редкие минуты откровений, что случались ровно, что почти никогда.

– Я верил в людей, – прервал его Джон. – И этот город доказал, что его стоит спасать, – твердо стоял он на своем, но Салли это, казалось, не убедило. В личных терзаниях ученый опять же оперировал только фактами, а не слепой верой.

– Я видел его, – неожиданно признался Пирс. – Тогда, двенадцать лет назад. Я видел Северный Ветер, когда тот был еще подростком. Мы с Фрэнком приехали в Северный Нордэм, чтобы констатировать факт естественной смерти Артура Эванса. Район неспокойный, мы выезжали по двадцать раз за день, как на конвейере. Рядом с ним стояла девочка с разбитым лицом. Совсем крохотная, пятнадцать – не старше. Она все твердила, что ловила голубей, хотя следы на ее скуле точно свидетельствовали об ударе чье-то рукой, соцопека не вмешалась, оставив все на совести матери, – с грустью сообщил доктор.

– Я осмотрел тело. Прочел медкарту, что лежала рядом для скорой. Диагноз был тяжелый и смертельный уже в терминальной стали. Рецепты на морфин выписывали в те времена скудные. Страховка не покрывала и половины расходов на лекарства. Артур Эванс был мертв. Умер в жуткой агонии, – Салли сжался, рассказывая, а его лицо перекосило еще сильнее, чем от улыбки. – Мучился он долго, судя по прикушенному языку, но, и его мучениям настал конец, – закончил Пирс, тяжело и глубоко выдохнув.

История Артура Эванса была окончена. Летописец поставил в ней последнюю точку. Больной отец семейства, двое подростков в семье и мать, работавшая на одни лекарства. Печальная история. Редкая – нет, но от этого не менее грустная. Наверное, даже тяжелее истории самого Джона, который осиротел так же внезапно, как и повзрослел. Его детство отняла смерть родителей. Эвансы повзрослели задолго до нее. Они ее ждали. Вначале с ужасом, потом с нетерпением, а она все не приходила. Вытягивала все силы из каждого члена семьи, изводила не только Артура жуткой болью, но и всех остальных своим откладываемым приходом. Многим бы хотелось ее поторопить, но эвтаназия запрещена законом, а значит – это убийство.

– Я осматривал тело, – опять повторил Пирс, хотя, казалось бы, рассказывать больше нечего. – В дыхательных путях Артура Эванса застряло белое перо. Маленькое. Совсем незаметное. Я бы мог его пропустить, что и сделал, – Пирс был словно на исповеди. – Двое подростков, отец, умирающий от жуткой боли. Нехватка рецептов на морфин. Что дальше? Кого-то из них поймали бы с героином и перечеркнули детям жизнь? Я думал, что поступаю правило, не замечая это перо. Я думал, что эвтаназия – все же выход для тех, у кого вся жизнь впереди, и тех, кто ожидает ее конца, – голос мужчины сорвался с хрипом и непрошеными слезами.

– Вы прибыли, когда все уже было сделано, – пытался оправдать его Джон, как оправдывал себя порой. Поведясь на провокацию Хейза, он спас Формана, хотя не делал этот выбор. У него выбора уже не было. – Вы дали им выбор, и они сделали его, – слышать о смерти Артура было тяжело, но не ему судить. Он не судья. Не ему осуждать Салли. Для этого есть иная мера вины: глубокая и нестерпимая, гложущая изнутри, и уничтожающая незаметно для окружающих.

– И что с того? – воскликнул Пирс. – Я дал им выбор, а сколько жизней он унес, убивая как киллер? – внезапно озлобился доктор, не на комиссара, а на себя. Вся его исповедь, весь груз его раскаяния, осознание ошибки легли на его плечи, раздавив того, кого не сломили годы в окружении психов и убийц.

– Сгоревшие в лечебнице Санспринг! Пятьдесят невинных душ, сгоревших заживо, и все это по моей вине. Моей и ничьей больше! – восклицал начальник кримлаба, закрывший глаза на маленькое белое перо, оставленное ангелом в минуту, когда он сбросил крылья, чтобы напомнить, что ад существует, и он здесь. – Только из-за того, что я не сказал о том чертовом пере! – сжав кулаки, кричал мужчина в плотный загазованный воздух.

– Вы дали ему выбор… – стоял на своем Джон, но, к сожалению, слишком хорошо понимал чувства раскаявшегося летописца кровавой истории города. – Атлас Эванс его сделал, – оборвал Пирса Морган. – Вашей вины в этом нет, – и здесь Джон слукавил. Однажды вкусивши запретный плод и оставшись безнаказанным за свои деяния, Северный Ветер начал свой путь, внимая тщетности правосудия.