Гамбит Королевы

Дот печалит мысль не о возможном принце в ее животе, а о том, как он туда попадет. Об этом ей известно немного, однако достаточно, чтобы представить себе толстого вонючего старика, пыхтящего верхом на королеве. И потом — а что если принца не будет? Екатерина дважды была замужем и за это время не родила ни одного ребенка, не считая того несчастного младенца, о котором нельзя говорить. А ей ведь уже тридцать один!..

Дот отгоняет эти мысли, хотя догадывается, что Анна, судя по грустному лицу, думает о том же.

— Я вижу, новая сводная сестра пришлась тебе по душе, — замечает Екатерина, обращаясь к Маргарите. Та краснеет и пытается спрятать лицо в отворотах чепца.

— Я рада, — продолжает Екатерина. — Она славная девочка, однако отец ее не любит, поэтому завтра отсылает обратно в поместье.

Маргарита грустнеет.

— Я планирую уговорить его почаще приглашать дочь ко двору, где вся ее семья. А пока ты можешь нанести ей визит, — предлагает Екатерина.

— С удовольствием! — отвечает Маргарита, подавив зевок.

— Устала? — спрашивает Анна.

Кивнув, Маргарита интересуется:

— Где мне сегодня спать?

— Наверное, вместе с остальными горничными.

— Нет, пусть остается здесь, — возражает Екатерина и добавляет с кривой усмешкой: — Я все равно не буду ночевать в своей постели.

— А я? — спрашивает Дот. — Мне где спать?

— В прихожей, — откликается Анна. — Там гуляют сквозняки, но есть камин и дрова. Оттуда ты сразу услышишь, если королева позвонит. — Повернувшись к сестре, она добавляет: — Возьми этот колокольчик.

Звон маленького серебряного колокольчика похож на звон церковного колокола, когда хлеб якобы превращается в плоть Христову. Подхватив на руки Рига, Екатерина воркует над ним и укачивает, словно младенца. Потом ее одевают в шелковую ночную рубашку, которую Маргарита много дней расшивала цветочным узором, и черный атласный халат. Сестра вручает Екатерине помандер с маслом лаванды и апельсина. Та подносит его к носу, глубоко вздыхает, объявляет: «Я готова!» — и решительно идет к двери, однако на полпути останавливается, одним глотком допивает остатки вина и швыряет кубок в сторону. Под его громкий звон Екатерина в сопровождении скорбных, как плакальщицы, спутниц отправляется в королевскую спальню, где Дот уже поменяла белье на широкой кровати с балдахином, опрыскала его ароматной водой и застелила шелковыми покрывалами и подушками с вышитыми инициалами короля и новой королевы.

Поежившись, Дот подбирает брошенный кубок. На занавесях остались брызги вина, кубок погнут, один из драгоценных камней расколот. Дот собирает в корзину грязное белье, убирает посуду со стола и задувает свечи, вдыхая приятный церковный аромат. Восковые свечи гораздо лучше сальных — те воняют, искрят и плюются.

Наконец Дот берет кувшин с грязной водой, подхватывает стопку посуды и ногой открывает дверь. По коридору как раз проходит один из пажей короля.

— Прошу прощения… сэр, — робко окликает его Дот. Он, хоть и моложе лет на пять, наверняка сын какого-нибудь рыцаря, раз служит королю.

— Что такое? — с нетерпением отзывается паж, глядя на нее, как на грязь, прилипшую к подошве.

— Не могли бы вы подсказать, как мне поступить с этим кубком?

Он выхватывает погнутый кубок из ее рук и грозно спрашивает:

— Это ты натворила?

— Нет, сэр, это случайность. Королева…

— Нечего валить свою неуклюжесть на королеву! — перебивает он, отводя глаза, будто боится подцепить заразу.

— Что вы, я вовсе не…

— Слышал, она всегда тебя защищает. С чего бы? — Паж проводит пальцем по ободку кубка. — Я отнесу его управляющему. Тот будет не рад. — И уходя, бросает через плечо: — Я тебя запомнил.

Дот решает больше не попадаться ему на глаза. Она девица крепкая, как старые ботинки (выражаясь словами отца), да только при дворе все ведут себя не по-людски и можно нажить врагов, даже о том не догадываясь.

* * *

На личной кухне королевы темно и душно. Аромат жареного мяса соперничает с вонью мусорного ведра и тошнотворным запахом похлебки. Одни слуги лакомятся остовом сахарного галеона, другие — и среди них Бетти — пьют и доедают остатки с праздничного стола, смеясь и перешучиваясь. Дот старается проскользнуть незамеченной. В этой компании она чувствует себя чужой. Хотя она тоже служанка, ее не считает за свою никто, кроме Бетти — а та рада любому, кто готов слушать ее болтовню.

Дот ставит посуду на судомойный стол, выливает грязную воду из кувшина и вдруг с замиранием сердца замечает Уильяма Сэвиджа, который что-то пишет за столом при свете свечи.

— Эй, ты! — окликает он.

Дот оглядывается, думая, что он обращается к кому-то другому, однако за спиной никого нет.

— Я? — переспрашивает она.

— Да, ты, — с широкой улыбкой повторяет клерк.

Дот решает, что он над ней смеется, и сердце падает в груди. Наверное, она перемазана сажей или еще чем похуже. От улыбки на одной щеке у Уильяма Сэвиджа появилась ямочка, делающая его еще милее. Дот хочется смотреть не отрываясь, однако в смущении она переводит взгляд на свои руки, досадуя, что они такие большие и уродливые — совсем не маленькие и холеные, как у настоящей леди.