Гамбит Королевы

Слева от Екатерины выстроились певчие в белых одеяниях. Для гостей места почти нет, и она чувствует, как напирают сзади. Мысли блуждают, невозможно сосредоточиться на службе. Платье тяжело давит на плечи; Данте не зря писал о свинцовых мантиях лицемеров. Разве не лицемерие — выходить за одного, когда сердце отдано другому?.. Впрочем, не она первая.

Посмотреть на короля Екатерина не решается. Он шумно дышит, и исходящий от него аромат амбры соперничает с дымом ладана, отчего в маленькой комнате становится душно.

Гардинер произносит:

— Hoc est autem verbum Domini[34].

Присутствующие откликаются, как откликались сотни тысяч раз:

— Deo gratias[35].

Екатерина думает об обете, который ей предстоит принести, о Господе, который насквозь видит ее запятнанную грехами душу, и в очередной раз гадает, не является ли эта раззолоченная клетка ее наказанием. Корсет зашнурован так, что тяжело дышать, колени болят, даже несмотря на подстеленную бархатную подушечку. Екатерина боится, что, поднявшись, упадет в обморок и испортит страницу истории, на которой навсегда будет вписано ее имя.

Она закрывает глаза и думает о Томасе, о том, что рядом с ней сейчас мог бы быть именно он, если бы судьба распорядилась иначе. Мысли терзают плоть. Тот уголок сердца, в котором таится любовь, омертвел от мук, и Екатерина уже почти не чувствует боли. Несколько недель после отъезда Томаса она ждала письма, какой-нибудь мелочи — любого знака, подтверждающего, что он все еще думает о ней. Ничего не пришло. Она убеждает себя, что Томас боится гнева короля, однако в душе опасается худшего. У нее нет права на его сердце. Она представляет Томаса любезничающим с красивыми дамами, но тут же отгоняет эту мысль и старается сосредоточиться на двух своих предыдущих свадьбах.

* * *

Екатерина была даже младше Маргариты, когда отправилась из Рай-Хауса в Линкольншир, чтобы стать женой Эдуарда Боро. Тогда она не сомневалась — вся ее жизнь была подготовкой к браку, и в пути на север она не боялась свадьбы с незнакомцем. Эдуард был красивым, стройным и милым, как щенок. До свадьбы Екатерина виделась с ним лишь один раз, недолго и формально, однако он прислал портрет, который она хранила под подушкой.

— …hoc est autem verbum Domini.

— Deo gratias.

Как невинна она тогда была, как простодушна! А теперь ей не осталось ничего, кроме честолюбия.

Свой первый брачный обет Екатерина принесла, не задумываясь, однако два года спустя Эдуарда Боро опустили в сырую землю, а следом — ее матушку. За несколько месяцев потерять мужа и мать, остаться одной на свете в девятнадцать лет — ей казалось, что большего горя быть не может. Как она ошибалась!

Следующим стал Латимер. Полюбить его вышло легко. С ним было безопасно, и Екатерина любила его, как отца, а он ее — как женщину. Когда Латимер приносил обет в часовне Снейпа, в глазах у него стояли слезы — а ведь Екатерина думала, что мужчины неспособны плакать. Как мало она тогда знала!

* * *

Мысли вьются, словно вороны вокруг дерева. Гардинер умолкает, и певчий заводит «Kyrie eleison»[36]. Его голос, чистый, как бриллиант, эхом отражается от сводов и уносит Екатерину куда-то вдаль. Король берет ее за руку, и она, открыв глаза, видит, что он тоже очарован пением. На его губах играет улыбка, и сейчас это не король, а просто никем не понятый старик. Может быть, Екатерина сумеет полюбить его как отца? Порой ей кажется, что да. Однако невозможно забыть о том, что иногда он ведет себя как огромный ребенок в припадке бешенства, — забыть о другой стороне его личности, хвастливой, тщеславной и злопамятной. Сложить из этих двух частей целостный образ не удается.

Интересно, думает ли сейчас король о тех брачных обетах, которые приносил в предыдущие пять раз?..

Алтарь застилают белой тканью, ставят на него дискос с просфорой и потир. Екатерину охватывает страх, внутри у нее беззвучно кричит тихий голос, как во сне. Она не отрывает глаз от гостии. Раздается удар колокола, звучит благословение.

— …corpore Christi[37].

Со звоном и плеском наполняется потир. Екатерина провожает его глазами.

— …sanguine Christi[38].

Неужели король, умный человек, действительно верит, что в этот момент вино становится кровью Христовой?.. Со времени помолвки они говорили о многом, однако вопросов веры еще не касались. Предполагается, что Екатерина верит так же, как Генрих — только во что именно он верит? Мессу теперь снова проводят на латыни — и не скажешь, что за плечами десять лет реформ. К старости король стал консервативен.

Кадило, с негромким позвякиванием раскачиваясь на цепи, наполняет помещение благоуханным дымом. Наверняка король боится встречи с Создателем после всех тех злодеяний, что были совершены ради англиканской церкви от его имени. Екатерине больно думать о том, какую тяжелую ношу он несет.