Гамбит Королевы

— Будем надеяться, что он не узнает, не то сочтет тебя развращенной и захочет развестись. И вообще, — продолжает Екатерина с притворным возмущением, — тебе разве неизвестно, что я похоронила всего лишь двух мужей и выхожу за третьего?

По комнате снова прокатывается смех, но вскоре смолкает, заглушенный шумом со двора. Кто-то кричит:

— Миледи Латимер! Миледи Латимер!

Раздается цокот копыт и бряцание мечей. Улыбка тут же исчезает с лица Екатерины — звуки напоминают ей о Снейпе. Маргарита бледнеет и принимается грызть ноготь на большом пальце.

— Это король! — восклицает Маргарита Дуглас. Она взволнована, хотя король — ее родной дядя.

Екатерина подходит к окну, натягивая маску покорной, милой и веселой жены, словно играет роль в одном из маскарадных представлений Юдалла.

— Ваше величество! Чему обязана я этой честью?

В раззолоченных одеждах, заляпанных грязью, король сидит верхом на огромной чалой кобыле. Его окружает дюжина кавалеров — главным образом супруги собравшихся здесь дам. Рядом с королем гарцует Саффолк — седой и старый; Кэт Брэндон он годится скорее в дедушки, чем в мужья. По другую руку — Хартфорд, муж Стэнхоуп, пытается совладать с норовистым конем. Уильяма Парра в свите короля нет — он снова послан на границу, держать шотландцев в узде, и не будет иметь удовольствия своими глазами увидеть свадьбу сестры. Зато его друг Суррей здесь и приветливо улыбается Екатерине.

Шесть черных борзых лежат на земле с высунутыми языками и часто дышат, измученные жарой. Когда неподалеку пробегает кролик, лишь один из псов бросается следом, однако быстро устает от погони и смешно падает в прохладную траву, предоставляя кролику скрыться в кустах.

— Мы возвращались с охоты и захотели повидаться с нашей прекрасной женой накануне свадьбы! — объявляет король.

Екатерина приседает в реверансе и машет рукой, а сама гадает, кого он имеет в виду под королевским «мы» — себя и Господа или две стороны своей личности? Будет ли он называть себя «мы» даже в спальне?..

Мысль о спальне вызывает тошноту. Екатерина поделилась своими переживаниями с Хьюиком, и тот посоветовал воскурять ароматные масла, чтобы заглушить запах, держать глаза закрытыми и думать о другом. Они посмеялись над этим советом, но чем ближе брачная ночь, тем меньше у Екатерины остается поводов для смеха. Словно молитву, она твердит себе: «Это мой долг».

— Ваше величество оказывает мне большую честь! — восклицает Екатерина, возвращаясь в настоящее.

Двое слуг вносят на двор небольшого пятнистого оленя, привязанного к шесту; голова безвольно повисла, глаза уставились в пустоту. Екатерина легко переносит вид крови, однако сейчас отводит взгляд, не в силах смотреть на мертвую тушу.

— Отнесите в личную кухню королевы! — приказывает король. — Это наш подарок будущей жене.

* * *

Екатерина молча продевает руки в рукава нового платья. Слова не нужны. Ритуал одевания многократно отработан, и, хотя у нее теперь четыре новых горничных для одевания, она предпочитает Дот.

Дот знает каждый изгиб тела своей госпожи. Она выдергивала ей капризные волоски на лбу; подстригала ногти и вычищала из-под них грязь; подравнивала жесткие волосы внизу, дивясь их рыжине; стирала кровавые тряпки после месячных; терла пемзой грубую кожу стоп; умащала тело мазями; расчесывала волосы — по сто взмахов щеткой утром и вечером, — снимала вшей, наносила масло лаванды, заплетала и закалывала прическу; умывала глаза после сна; прикладывала примочки к волдырям; омывала ноги в холодной воде жарким летом; одевала Екатерину в платья и арселе, шнуровала туфли и ночные сорочки.

Она накладывает румяна, и глаза Екатерины разгораются, как река на закате, когда солнце опускается в волны. Дот нравится вечерами сидеть на берегу Темзы, смотреть на лодки и гадать, куда они плывут. Она знает, что где-то далеко река впадает в море, где огромные корабли могут плыть неделями, не встречая земли. Чудеса! В длинной галерее есть картина, на которой изображены галеоны, высокие, как собор, в бурном океане. Теперь, когда Дот живет во дворце, служит будущей королеве и каждое утро больно щиплет себя, проверяя, не сон ли это, мысль о том, что когда-нибудь ей доведется увидеть море, уже не кажется невероятной. Не осталось почти ничего невероятного — кроме разве что улыбки Уильяма Сэвиджа, который по-прежнему не замечает Дот.

Екатерина опускается на колени у деревянного алтаря в дальнем конце комнаты и шевелит губами в молитве. Дот гадает, о чем она молится — не лишиться головы, как остальные королевы?.. Если долго об этом думать, становится тошно.

Черный атласный халат Екатерины поблескивает, как патока; распущенные волосы напоминают цветом горько-сладкое повидло, что делают на дворцовой кухне. Екатерина похожа на Гвиневеру или Изольду; от одного взгляда на них мужчины сходили с ума.