Гамбит Королевы

Хьюик и Юдалл ведут дам по винтовой лестнице — такой узкой, что юбки задевают о влажные стены. Низкая дверца открывается на деревянный мостик, который ведет в одну из крепостных башен. Интересно, откуда эти двое знают о существовании такого прохода на крышу?

Екатерина просит Кэт ослабить ей шнуровку на спине, чтобы полной грудью вдыхать свежий морозный воздух. Небо усыпано звездами, и полная луна свысока взирает на шесть маленьких фигурок, сгрудившихся на башне. Они смотрят вверх, погруженные в свои мысли, онемевшие перед величием небес.

— Звезда упала! — вскрикивает Анна.

— Я видела! — откликается Маргарита, не отрывая от неба зачарованного взгляда.

— Знак добрых перемен… — шепчет Екатерина.

Все принимаются наперебой называть созвездия: Андромеда, Кассиопея, Пояс Ориона, Большая Медведица… Екатерина переходит на другую сторону башни, прислоняется спиной к холодной стене и закрывает глаза. Она пытается представить, как Земля вращается вокруг невидимого Солнца, и будто ощущает это вращение. Юдалл поджег фитиль, и теперь в уме у Екатерины расцветает фейерверк идей.

«In principio erat Verbum… et Deus erat Verbum» — «В начале было Слово… и Слово было Бог». Теперь она понимает: язык и смысл — одно целое. Слово Божие таится в интерпретации. Какое счастье, что мать настояла на своем и дала Екатерине мужское образование! Усердное изучение «Латинской грамматики» Уильяма Лили не прошло даром.

Однако сквозь все эти волнующие новые мысли просачивается тоска о Томасе. Екатерина представляет, как он открывает для себя те же идеи в чужом краю, но догадывается, что это лишь фантазия и на самом деле Томас проводит время в обществе дам, а не в размышлениях о религии. Она стыдится своей ревности, однако при мысли о том, что он может полюбить другую, сердце рвется на части.

Екатерина принуждает себя вновь сосредоточиться на богословии. Пора оставить Томаса в прошлом.

— О чем задумались? — спрашивает Юдалл, незаметно отделившийся от остальных.

— О, затрудняюсь даже выразить!

— Екатерина, я полагаю, вас могут заинтересовать некоторые книги. Могу послать их вам.

Ей нравится, как Юдалл без стеснения обращается к ней по имени, хотя, строго говоря, не имеет на это права.

— Книги? — с тревогой переспрашивает она. Записывать такие идеи на бумаге опасно. Разговоры порождают всего лишь слухи, а вот книги… Книги — это доказательство. Однако тяга к новым знаниям непреодолима. — Вам не кажется, Юдалл, что риск слишком велик?

— Весь двор читает запрещенные книги, и на это закрывают глаза. Для придворных закон не писан.

— Хорошо. Только никто не должен знать!

— Доверьтесь мне, — кивает Юдалл.

Хотя он славится своей необузданностью и все время находится в центре скандала, Екатерина ему действительно доверяет. Он обращается с ней как с женщиной, а не как с королевой, и это честно.

* * *

Мысль о книгах, обещанных Юдаллом, захватывает Екатерину. Не терпится увидеть их, пощупать, вдохнуть аромат чернил, вчитаться в текст. В ней просыпается неутолимая жажда новизны, несвойственная уравновешенной разумной королеве, которую видит мир. Эта новая женщина могла бы презреть мнение света и сбежать с Томасом Сеймуром.

Желание завладеть запрещенными книгами подогревается осознанием того, что король любит Екатерину и ценит ее рассуждения. «Мне нравится твой ум, Кит. Делись со мной своими мыслями!» — часто говорит он. Порой они засиживаются допоздна, обсуждая «Шесть статей»[42] — доктрину, которая сводит на нет все перемены, возрождает идею пресуществления и влечет за собой сожжение несогласных. Кальвина и Цвингли[43] Екатерина не упоминает, а вот о Лютере они говорят свободно. Генрих охотно обсуждает его интерпретации, опираясь на свое знание латыни и греческого. Он явно нетверд в своих нынешних убеждениях и как-то сказал: «Истинный смысл познается сердцем, Кит, я в этом уверен».

Екатерина втайне надеется укрепить короля в новой вере, видя в этом способ искупления своих грехов. Когда они в следующий раз остаются наедине, она рассказывает о Копернике — о его новой карте Вселенной, о том, что мир вращается вокруг Солнца. Генрих хохочет, распространяя зловоние.

— Я уже слышал об этом. Новомодная чепуха! — заявляет он, и Екатерина напоминает себе, что супруг стар, а долг жены — молчать и улыбаться.

— Ты совсем как… — Генрих не договаривает, и сердце Екатерины сжимается от страха: сестра как-то рассказывала, что король часто до глубокой ночи обсуждал богословские вопросы с Анной Болейн. Екатерина, конечно, совсем не такая — не ведьма и не шлюха, — да только была ли Анна Болейн ведьмой и шлюхой на самом деле?.. За это ее казнили, однако все прекрасно понимают, что обвинения могут ровным счетом ничего не значить.

Мертвые королевы окружают Екатерину тесным кольцом. Несмотря на открытое обожание короля, подарки, нежность, восхищение ее умом, она боится. Ведь Анной Болейн он тоже восхищался…

* * *