Гамбит Королевы

На свадьбу Маргариты Дуглас — грандиозное династическое событие — съехалось высшее духовенство; дворяне достали из сундуков все свои регалии; послы в восхищении наблюдают за происходящим и готовятся писать отчеты о браке, скрепляющем Англию и Шотландию. Помолвка между принцем Эдуардом и новорожденной шотландской королевой, вопреки горячему желанию Генриха, не состоялась, однако новый союз — достойная тому замена. Племянница короля выходит замуж за Мэттью Стюарта, графа Леннокса[45], которого отделяют от шотландского трона лишь младенец да нерешительный регент Арран[46]. Разумеется, шотландцев этот брак не обрадует, особенно после того как месяц назад Хартфорд сжег Эдинбург дотла, а граф Арран бежал. В последнее время в Англии только и разговоров об этой победе, и свадьба делает удовольствие Генриха полным.

Все расступаются для первого танца новобрачных. Аккомпанируют ярко одетые братья Бассано. Ко двору, кстати, их представил Уильям — с тех пор как Екатерина вышла замуж за короля, семейство Парр поднимается все выше и выше, словно опара на теплой полке.

Невеста радостно улыбается — жених ей явно по душе, и она не упускает случая прикоснуться к нему, погладить по щеке, похлопать по бедру, взять за руку. Хотя Маргарита Дуглас легкомысленна, романтична и упряма, Екатерина с ней очень сблизилась и потому рада видеть ее счастливой. Ведь когда-то бедняжке пришлось даже посидеть в Тауэре за незаконную связь с одним из Говардов. Женщине, приближенной к трону, приходится тщательно выбирать себе возлюбленных. Однако новый брак обещает быть счастливым, и Екатерина рада, что подругу не выдали замуж за какого-нибудь чахлого лягушатника в стремлении умилостивить короля Франции. К тому же с таким супругом Маргарита сможет остаться при дворе.

Самоуверенность, блеск и страстность Леннокса напоминают Екатерине кое о ком другом. Руки жениха, крепко сжимающие талию невесты, похожи на двух соколов, готовых к охоте, и Екатерина невольно представляет себя на месте Маргариты, но в объятиях совсем другого человека. Сердце сжимается от грусти. Она переводит взгляд на собственные руки, унизанные драгоценностями, и рассеянно теребит обручальное кольцо, больно натирая палец.

* * *

Король расслабленно сидит на троне, опершись на подлокотник и закинув ногу на ногу. Его лицо излучает самодовольное удовлетворение; разговаривая с одним из послов, он то и дело взмахивает рукой, и драгоценные камни поблескивают в свете свечей. Король снова здоров и больше не нуждается в приспособлении на колесиках, при помощи которого передвигался по дворцу в период болезни. Тогда Генрих очень страдал; вместе с Хьюиком Екатерина приготовила состав для припарок и наносила его каждый день на изъязвленную ногу, задыхаясь от гнилостной вони. Болезнь умерила похоть короля, и Екатерина с тайным облегчением ложилась спать одна, свободно раскинувшись на широкой кровати, а иногда приглашала ночевать сестру или одну из фрейлин, и они шептались до поздней ночи, лежа под одним одеялом.

Теперь Генриху лучше, пора отдыха для Екатерины миновала, и каждую ночь ей снова приходится терпеть приступы его страсти. Она до сих пор не зачала, однако король по-прежнему окружает ее заботой и за пределами спальни не сказал ей почти ни одного злого слова за целый год брака. То, что творится в спальне, — другое дело и подчиняется иным законам. Немощь старческой плоти вызывает у Генриха приступы необузданной ярости, в которой он горько раскаивается поутру. Екатерина сохраняет невозмутимость: он не первый злодей в ее постели. О Мергатройде она в последнее время вспоминает редко — не хочет думать о постыдных желаниях, которые возбуждала в ней его опасная натура.

Генрих желает еще одного сына, и это подогревает его ярость. Всякий раз, когда он, глядя на Екатерину своими маленькими глазками, спрашивает: «Ну что, жена, есть ли у тебя известия?» — она печально качает головой, а страх змеей извивается в ее пустом чреве.

* * *

Король о чем-то шутит с Саффолком, присевшим на корточки у трона. Генрих указывает на Марию Дадли — тринадцатилетнюю девочку, недавно представленную ко двору; с девической легкостью она танцует павану, грациозная и уверенная, как кошка. Саффолк что-то шепчет королю на ухо и делает рукой неприличные жесты, нелепые в его возрасте. Оба хохочут.

Екатерина натягивает рукава, чтобы прикрыть синяки, цветущие под тяжелыми браслетами. Минувшей ночью король железной хваткой держал ее за запястья, зажимая рот свободной рукой, и выкрикивал непристойности, пытаясь вдохнуть жизнь в свой увядший член. Когда у него наконец получилось, она лежала, зажмурившись, и молила Господа о сыне. Закончив, Генрих скатился с нее и принялся нежно целовать истерзанные запястья, шепча: «Екатерина, любимая, единственная…»

Потом они зажгли свечи и говорили о вере — сравнивали тексты Святого Августина и Лютера. Екатерина едва удержалась, чтобы не упомянуть занимающую ее идею Кальвина о том, как тесно взаимосвязаны познание себя и Бога.