Гамбит некроманта

— Наверняка, подобным твои дружки-некроманы промышляли, — Роману сильно не нравилось в очередной раз убеждаться в том, что стоит на защите существ, которых порой убить мало.

Некр обычно старался щадить его чувства, ведь сила рыцаря напрямую зависит от его готовности следовать долгу, однако врать он тоже не мог.

— Некроманты — вряд ли, — хорошенько поразмыслив над этим обвинением, сказал он. — Для нас все, связанное со смертью, не просто священно, нам в Нави жить еще, причем, судя по всему, долго. Гадить самим себе, идти против правителей того мира и их законов? Надо быть безумцем для такого, Роман. Но именно безумцев в Гильдии и не бывает.

— Допустим. Ты никогда не рассказывал, как вы отсеиваете своих. Наши просто лишаются сил и погибают.

— А наши не возвращаются из-за Рубежа.

— А потом?

Некр покачал головой.

— Ты не понимаешь нашу природу, — проронил он печально. — Она поистине двойственна: жизнь и смерть, заключенные в одном теле. И эта двойственность не оставляет места другой: той, которую поэты и сказочники зовут борьбой меж добром и злом в сердцах каждого.

— То есть, вы все или добры, или злы? — хмыкнув, поинтересовался Роман.

— Нет. Однако, что есть правильно, а что — нет, знает всякий из нас; также мы имеем представление о том, чего допускать нельзя. Если ты вернулся некромантом, то никогда не отойдешь от принципов, вложенных в тебя потусторонним миром. Такова моя природа, Роман.

— Ты прав. Понять и поверить сложно, — пробормотал тот, хмурясь. — Однако я действительно не могу припомнить, чтобы среди вас были отступники. Мы чего-то ждем?

Некр невесело усмехнулся и поглядел вверх — туда, где темнел кругляш очищенного от туч неба с тремя крупными и явно нездешними, судя по зеленоватому свету, звездами.

— Разумеется, ждем. Прорыва. Ты, надеюсь, не стремишься, лезть под землю?

Роман качнул головой.

— Я так и думал. Потому партию начнет тварь, а пока есть время побеседовать, наслаждаясь поистине волшебной ночью, — он указал на небо: — Подобное разве лишь динозавры видели, наверное. Так, о чем мы?.. Ах, да. Живые способны изменять себе хоть десятки раз за день. Они слишком подвержены страстям, их срок жизни очень короток, знаний нет, зато самомнения — хоть отбавляй. Отъявленный мерзавец может проявить благородство, как и наоборот: тот, кто жаждет блага для всех, с легкостью станет воплощением страданий целых народов. С вами, рыцарями, сложнее, ведь вы тоже возвращаетесь, совершив Переход. Разочарование в цели существования разрушает ваше бессмертие, силу и тела. Некроманты же неизменчивы с течением времени. Вообще. Мы учимся, накапливаем жизненный опыт, обрастаем связями, делаем и исправляем ошибки, но и все. Видимость свободы воли — не она сама. Сколько уже существует Гильдия? И ни разу никто из нас не предал. Самое большое, на что хватало, если решение главы не устраивало, — скрыться, уехать, не общаться ни с кем из своих, но при этом не сойти с Рубежа. Даже в Ордене случались «дворцовые перевороты», ваши магистры грызутся за власть, а мы, даже находясь по разные линии фронтов, никогда не убивали друг друга. Посылали наемников, бывало, указывали, куда стоит нанести удар, но никогда не противостояли соплеменникам лично. Мы всегда на страже, чтим законы Нави и ее Владык и не даем попрать мироустройство. Тот, кто колеблется, сомневается или имеет червоточину, просто не возрождается.

«Как твой ученик», — Роман не сказал этого, и Некр был благодарен ему.

— Те, кто устраивали капища, не позволяли душам перейти в потусторонний мир, удерживали на Границе и пили их мощь. В Гильдии такое можно счесть тягчайшим преступлением против Нави. В твоем Ордене… не знаю.

— В моем — убили бы без разбирательств и судов.

— Оборотни и ведьмы с колдунами тоже уважают свободу душ. Последние, как и некроманты, стараются осторожнее относиться и к телам.

— Это ты тому рабочему скажи, — посоветовал Роман и оглянулся туда, где остаточным голубоватым сиянием мерцали останки.

— И все же, — возразил Некр. — Заточить вместе с телом душу, а затем высасывать из нее жизненную силу, могущество, знания и чувства; обезличивать, обесчеловечивать, превращать в нечто худшее, чем любой злой демон или ангел мщения в людских сказках?.. Я могу назвать лишь одно существо, способное на такое.

— Ну?

— Человек! Тот, кто не обладает магией, но жаждет ее. Именно среди людей рождается множество тварей, полагающих, будто сила несет не ответственность, а вседозволенность. При этом тварей недальновидных, искренне верующих, будто после смерти тела, не будет уже ничего, или уверенных, что грехи можно отмолить или стереть, если дать денег служителю очередного культа, выстроить храм какому-нибудь божку, постоять на коленях у размалеванной доски или статуи.

Роман засопел носом, стиснул кулаки и челюсти, но приступ гнева задушил быстро.

— Ладно, — сказал он, кое-как успокоившись. — Кто сотворил уже неважно. Меня гораздо больше интересует, чего и кого ждать.

Некр развел руками.