– Запах, этого я не учла, – тихо пояснила она, пока Ларссон выбирал, что же противнее, быть съеденным крысами или обниматься с представителем безродной челяди. И после всех внутренних метаний, объятья с челядью оказались предпочтительнее.
– Готовы? – шепнула она ему в шею под оценивающим взглядом хаски по кличке Шерри.
– Почему так долго? – голос не поддавался ему и оказался хриплым, и Эванс довольно улыбнулась.
– Вот поэтому и долго, – и оказалась права. От отвращения и ужаса голос Адама изменился, он стал более низким и хриплым, хоть и не менее уверенным.
– В следующий раз сразу начинай с объятий, эффект будет тот же, – стараясь сохранять нужный тон говорил он.
Эванс не ответила и отступила от него на шаг.
– Шерри, Джули, домой, – горько усмехнувшись, девушка направилась в сторону черного хода в сопровождении двух громадных псов.
Спаситель пришел, дело осталось за верой. Бензидиновая синь хлынула на улицы и кричала: «Волки! Волки!», ждав от всех ответа. В конце концов, как бы они ни старались, это уже не будет иметь значения, когда вспыхнет зажженный синий луч.
Свой-чужой
Мы все такие одинаковые и такие разные. Нас одновременно так легко перепутать и нельзя не узнать. Все люди чем-то похожи, начиная с самого малого: атомов и молекул, из которых построено наше тело, и заканчивая большим: мечтами, целями, помыслами. Мы состоим из постоянных, многократных повторений последовательностей аминокислот, крепко-накрепко соединенных между собой на основе общего принципа в длинную цепочку белка, различного лишь небольшими модификациями. И именно эти столь незначительные различия и ложатся в основу уникальности каждого индивидуума.
Мы все одинаковые, и все мы разные. Исходя из понятия норма и усредняя общие признаки популяции, мы определяем все сходства и различия между собой и объясняем наличие характерных черт у локальных групп. И чем выше степень генерализации в сравнении, тем более расплывчатыми становятся эти границы. В норме у нас одни и те же органы, выполняющие одинаковые функции, сходный метаболизм, единый принцип работы всех физиологических процессов, на котором основывается наша психика и восприятие реальности, химия чувств и эмоций, обуславливающая примерно одинаковую реакцию на внешние раздражители: радость и грусть, боль и удовольствие, любовь и ненависть. Но норма понятие абстрактное. Малейшее отклонение от нее, и ты за гранью, либо над ней. Ты такой же, как все, но немного другой. Возможно, тебе повезло, и ты умнее или сильнее остальных, а, возможно, в лотерее генов и аллелей ты менее удачлив, и отставание в скорости мышления и зависть к физическому превосходству окружающих – твои верные спутники по жизни. В остальном ты такой же, как и семь миллиардов людей – незаметный в толпе, неотличимый от других, уникальная переменная среди бесчисленного множества тождественных тебе постоянных.
Каждый день мы проходим мимо друг с друга, сталкиваемся и разбегаемся, приближаемся невыносимо близко и отдаляемся непреодолимо далеко, мечемся из стороны в сторону по одному маленькому круглому шарику не в силах преодолеть его притяжение, оставаясь в пределах доступных нам границ. Мы подобны бильярдным шарам на зеленом сукне, где каждый из пятнадцати похож на другой, и каждый по-своему уникален. У него есть собственный порядковый номер, но, по сути, он остается такой же белой сферой среди остальных собратьев. Забудьте про номер и посмотрите на определенный шар в самом начале игры. Видите его? Он прямо перед вами. Такой же, как и еще четырнадцать в пирамиде, ограниченной пластиковой рамкой. Без имени, данного ему черными цифрами на боку, его не отличить от остальных. Пирамида из белых бойцов всегда абсолютно ровная, каждый шар в ней на своем месте. Система стабильна и упорядочена. И вот игра началась… Темно-красный, единственный отличный от всех шаров на столе, биток, посланный целенаправленным ударом кия, разбивает недавно устойчивую пирамиду, и вносит хаос в упорядоченную систему. Удары кия разбрасывают по столу безвольные шарики, подчиняемые лишь законам физики и выбору игрока. Они сталкиваются друг с другом, ударяются о границы, выстроенные бортами, и бесследно пропадают, находя свой конец в темнеющих узких прогалах зелёного сукна. В ходе игры шаров становится все меньше. Один за другим они выбывают из партии, как люди, неожиданно покинувшие тех, с кем шли рука об руку. Итог игры почти всегда предсказуем: чистое сукно, как чистый лист, на котором строится новая пирамида из следующего поколения белых сфер, заново разбросанных уже другим игроком.