Гамбит Смерти

— Что вы! Не я. Сейчас время разделения труда, узкой специализации. Имеем профессионалов. Он же, профессионал, и кровью вас вымазал. Требовалось изучить вашу реакцию. Дамочку-то вы приговорили, придя к ней. Испытание выдержали, в окно не бросились, молодцом. Пришлось поработать нашему специалисту, прекрасный семьянин, между прочим, дети к нему так и липнут. Поработал он и с Зоей Федоровной, нашим старым помощником.

— Ее-то за что?

— Ради вас. Чтобы вы в себя поверили. Поверит человек — и все сможет. А вы сдаваться собрались. Нехорошо.

— Зачем вы мне все рассказываете?

— Положено по плану. Реакция ваша записывается, затем изучаться будет, на будущее. И в конторе диссертации пишутся, кипит наука. Кажется все, ничего не упустил, — он пожевал губами. — Не упустил. Теперь финал. При задержании гибнет маньяк-убийца. Куда делся шахматист Петров — останется тайной. Вы ведь человек одинокий, не правда ли? Напоследок должен еще загадку загадать: когда вас взяли в работу, как думаете? И не потому ли вы одиноки, что так было нужно?

Альба Регия раскрылась. В густом аромате цветка я подался влево, со страхом ступая на внезапно онемевшую ногу; отброшенный стул падал спинкой вниз, словно погружаясь в мед, руки отзывались неохотно, с задержкой, туго проходя сквозь упругий воздух; я стелился у края стола, но Федор Николаевич продолжал смотреть прямо перед собой; низкий хлопок заложил уши, брызнуло пламя из ствола пистолета и истаяло, глаза конторщика поплыли в сторону в поисках цели, но я, прежде чем раствориться во тьме беспамятства, успел ударить его в грудь, хрупкую, ломкую, точно тончайший хитиновый панцирь гигантского насекомого.

9

Я сидел на краю ванны, левая рука болталась безвольно, а правая крутила ручку крана, блестящую, хромированную, оставляя на ней следы.

Напор слабый, струйка в ниточку. Время истекает. Ладонь — в горсть, собирая то, что можно собрать, но вода уходила сквозь пальцы и падала на белую эмаль, расползаясь по ней багровым пятном, а в ушах нарастал рокот штормового прибоя.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Двигатель фигур

1

«Ксюша-Ксюша, прошлогодний снег,
Ксюша-Ксюша, славный человек,
Ксюша-Ксюша, нет тебя милей,
Ксюша-Ксюша, будешь ты моей!
Ей-ей!
Ей-ей!
Ой-ей-ей!!!»

— надсаживался исполнитель, пожелавший назваться Владигором.

Батюшка беспроволочного вещания Александр Попов, верно, ворочался в гробу. Стоило изобретать, ночами не спать…

Я тоже ворочался, но — в койке. Впрочем, велика ли разница? Из койки путь вел только туда, на два метра ниже уровня поверхности земли. Или на сколько нынче зарывают?

Откричав, Владигор смилостивился, ушел. Три минуты рекламы, а затем — ужасно познавательная передача о пользе бальзама Ща. «От всех болезней нам полезней бальзам „Ща“ с красной книжечкой на шнурочке».

Я встал. Что ж еще делать? Либо слушаешь радио лежа, либо сидя, либо стоя.

Еще, правда, можно ходить. Шесть шагов к окну, шесть — обратно к двери. Утренняя порция — пять тысяч шагов. Как ученый Морозов в Шлиссельбурге.

Где-то на половине пути радио, наконец, смолкло. Ай-ай, что-то я запозднился. Все потому, что терпел концерт по заявкам. Нет, чтобы после утреннего туалета пойти маршрутом — поленился, лег назад. А зачем?

За дверью послышалось звяканье. Я взял со стола миску и кружку, сунул их в ящичек двери, что-то вроде шлюза.

С той стороны потянули, а через минуту вернули назад. Каша перловая и грушевый компот.

Ел я медленно, очень медленно, поскольку иного дела до обеда просто не было. Разве что вымыть посуду.

Вымыл.

Опять улегся.

Наверное, по сегодняшним меркам положение мое можно расценить, как невероятную удачу. Тюрьмы переполнены, в каждой камере на одно наро-место до пяти человек, а тут — одиночка, метров пятнадцать площади. Койка. Унитаз. Умывальник. Даже душ, и раз в неделю дают горячую воду. Мойся, стирайся, наслаждайся гигиеной. Радио, за проволочной сеткой, увы, без ручки, хочешь, не хочешь — слушай. Работает непредсказуемо.

Дважды в неделю приносят книги — без выбора, что дадут. Со штампом:

«библiотека

ИМПЕРАТОРА

австрiйскаго полка»

который был похерен, и рядом — другой штамп:

«Учреждение номер шесть»

На книгах поновее — только последний. Но сегодня в изголовье лежал томик с надписью «„Трудъ“, вестник литературы и науки, девятый том за январь — март 1891 года». Предлагал сей вестник роман «Немудреное счастiе» г-на Круглова, «Рыцари зеленаго поля» Афанасьего-Чужбинского, роман Зола «Деньги», стихи и массу научно-популярных очерков — о пользе кремации, о железных дорогах и телеграфах, о таинственном материке…

В который уже раз попытался угадать свое месторасположение и я.

Где я? В неволе, понятно. Тюрьма? Но странная. Климат? Похоже, обыкновенный, средняя полоса России. Похоже — потому, что окно в камере крохотное, зарешеченное и с намордником. Виден кусочек неба, то голубой, то серый. Часто идет дождик, но какой-то робкий.