Гамбит Смерти

Едва слышно сквозь потуги очередного певца, кажется, Веспесиана, хрюкнул замок, и дверь растворилась. На пороге… не знаю даже, как их и назвать: конвоиры? санитары? совершенно вневедомственная охрана? короче, Фобос и Деймос — так я прозвал парочку, что регулярно водила меня в хитрый кабинетик.

Любые фантазии «пяткой в челюсть» испарились моментально. Дело даже не в том, до челюсти я доберусь только если они на четвереньки встанут. Просто взгляд что у одного, что у другого такой, что имена им — Фобос и Деймос — придумались сами. Моментально.

Фобос — он был повыше, а так — словно по шаблону лепили, — кивнул, поднимайся, мол, пошли.

Я встал — медленно, резких движений эти ребята не любят. А я сердить их, тревожить и вообще беспокоить смел только в мечтах. Такой вот я смелый.

Шел я обыкновенно. Даже руки за спиною не держал. Фобос направлял меня словесно:

— Прямо. Направо. Прямо…

Странно, дверь кабинетика мы миновали.

— По лестнице…

Мы поднялись на три пролета.

— Направо. Еще направо.

Никогда не водили меня столь далеко. Просто Афанасий Никитин, право.

— Стоять.

Я подчинился. Почему бы и не постоять, если велят?

Деймос вышел из-за спины, толкнул дверь, зашел, чтобы через минуту завести и меня.

Ничего необычного я не ждал, и потому разочарован не был.

Кабинет начальничка средней руки. С непременными столами, составленными «твердо», рядом стульев, стены обшиты деревом, но не мореным дубом, и даже не орехом, а так… то ли шанхайская береза, то ли мексиканский палисандр. Опилки прессованные, артикул такой-то.

Из-за стола поднялся и вышел навстречу очень добрый и очень милый человек. Во всяком случае, лицо его имело выражение самое сладкое и приветливое.

— У меня для вас, Петр Иванович, две новости: хорошая и очень хорошая. С какой прикажете начинать? — он самолично отодвинул стул для людей близких, доверенных, своих.

Провожатых — как водой смыло.

— С хорошей, — я сел на краешек стула.

— Позвольте сначала представиться — Николай Кузнецов, — он протянул руку, пухленькую, мягкую, такие руки положено надевать дядюшкам на рождество.

— Очень, очень рад, — пробормотал я.

— И я, Петр Иванович, рад! За вас, прежде всего — за вас, — это «прежде всего» таило в себе новость третью. Ладно, дойдет черед и до нее. — Следствие по вашему делу практически завершено.

— По моему делу? У меня — дело?

— Ну, разумеется. Конечно, оно проводилось в особых условиях. Так всегда бывает, когда расследуются обстоятельства гибели сотрудников спецслужб, даже если они, эти сотрудники, сами совершают противоправные действия, как в вашем случае.

Я тупо кивнул. Сложносочиненное предложение? Или сложноподчиненное? В общем, сложное для моих мозгов.

— Он просто сошел с ума. К такому заключению пришло следствие. Между нами, я склоняюсь к мысли, что его перевербовала та сторона. Перевербовала, а он от напряжения и рехнулся. Страшно перебегать дорогу на красный свет, а уж к врагу перебегать… Как бы там ни было, решено трактовать ваши действия, как допустимую и, я смею добавить, необходимую самооборону.

Необходимую. Сошел с ума, и все. Годится. Хотя…

Словно прочитав мои мысли, Николай Кузнецов помахал рукой:

— Все, постарайтесь выкинуть случившееся из головы. Прошлое, оно пусть в прошлом и остается. Тем более, что вторая новость…

Интересно, что за вторая?

Он не торопился — достал папочку, средней упитанности, страниц на пятьдесят, полистал.

— Мы вас тут не сколько свободы лишали, сколько обеспечивали безопасность. И лечили. Звучит, конечно, малоправдоподобно, но именно так оно и есть. Ваше заболевание, знаете ли…

Я знал. Что-то вроде коровьего бешенства. Оленьего. Спонгиозный энцефалит, синдром Крейфильда-Якоба-Барра. Со специфическими проявлениями.

— Должен вам сказать, все анализы, а мы их самым тщательным образом перепроверяли, показывают отсутствие вируса в вашем организме. Полное отсутствие. Организм переборол инфекцию. Иными словами, вы — здоровый человек. Совершенно здоровый.

Не знаю, ждал ли он от меня бурных восторгов или скупой мужской слезы, но единственное, на что я сподобился — это шаркнуть ножкой по полу.

— Наши ученые доктора до сих пор спорят, что послужило причиной выздоровления — лекарства, диета, покой, или, напротив, пережитый стресс. Болезнь у вас редкая, данных мало. Теперь у вас иммунитет. И славненько.

— Очень хорошо, — наконец вымолвил я.

— Да, — согласился он. — Очень.

Мы помолчали. Первым не выдержал, разумеется, я.

— И что дальше?

— Дальше? Дальше, Петр Иванович, вы вольны полностью, неограниченно распоряжаться своею судьбой. Как и остальные сто пятьдесят миллионов россиян.

— Я могу идти?

— Разумеется. Сейчас вам вернут документы и… А куда, собственно, вы собираетесь идти?

— Как и сто пятьдесят миллионов россиян, куда глаза глядят. Нельзя?

— Помилуйте, отчего ж нельзя? Вы действительно свободны, все обвинения с вас сняты.

Разве их выдвигали, обвинения? Не помню. Впрочем, мне достало ума не высказать мысль вслух.

— Свободны, но у нас есть для вас предложение.