Гамбургский симпатяга. Живые стеклышки калейдоскопа

Лупейкину, конечно, столько не светит. Что он, старшина дебаркадера, мог сулить, например, инструктору райкома партии? Или переводчице с японского языка, которая пошла купаться наголяк, а когда выходила из Амура, Лупейкин ласково набросил ей на плечи заранее приготовленное махровое полотенце? Мы с Пыжиком видели картину ухаживания Лупейкина за приезжей дивой собственными глазами из кустов тальника. На суд, во сне, меня и вызвали как свидетеля. Переводчица здесь возникает потому, что она приехала с капитаном-пограничником расследовать факты местной фарцовки. В порт Маго заходили под погрузку дальневосточным лесом японские огромные корабли – мару. Они были великолепны, мару из Страны восходящего солнца. Черт бы их побрал! С ржавыми якорями, обветренными и просоленными, на скуле. Скула – самая верхняя часть носа корабля с дырой, куда стравливается цепь якоря. Здесь слово «дыра» заменить нечем. Якоря не стравливают в отверстие. Есть специальный термин «якорный клюз». Но его мало кто знает. Местные жители менялись с японскими моряками. Мы им давали красную икру, черный хлеб и сливочное масло. Они нам – баретки, кофточки-батники, трехцветные ручки, зажигалки и газовые косынки. Разумеется, сладкую жвачку-чуингам. И все бы ничего – власти закрывали глаза на товарообмен. До тех пор, пока мы, подростки-десятиклассники, не организовали группу, состоящую из боевых пятерок. Мы взяли под контроль все суда, приходящие на Рейд морской сплотки. Еще немного – и ОПГ. Организованная преступная группировка. Вот тогда-то и приехал в нашу деревню плешивый капитан, которого сопровождала переводчица в белом плаще. Она сама была то ли нанайка, то ли японка. Лупейкин повез их на пикник, на правый берег Амура. А меня с Хусаинкой взял в помощники. Лупейкин делал вид, что спасает нас от разоблачения. На самом деле он спасал сам себя. Нити организованной фарцовки тянулись на дебаркадер «Страна Советов». Идеологом фарцовки был Адольф Лупейкин. Но мы, конечно, его роль тщательно скрывали. Лупейкин, когда выдавал нам очередную порцию пустых баночек под икру, хищно подмигивал и говорил: «Мафия бессмертна! Но пасаран…» При чем здесь клич испанских борцов за свободу? Крестный отец нижнеамурской мафии Адольф Лупейкин. Все дело было в стеклянной таре, куда расфасовывалась икра. Литровые и полулитровые банки. Других у нас не водилось. Лупейкин придумал использовать баночки из-под детского питания. За полулитровую банку красной икры японские моряки давали водолазку, зажигалку и пару ручек. И за маленькую баночку икры (из-под протертого яблочного пюре) давали то же самое! Скоро мы подошли к идее торговать японским дефицитом. «Боевые пятерки» придумали мы с Пыжиком. Старшие в пятерках знали только нас двоих. Лупейкина знали только мы. И тут приехал лысоватый капитан и загадочная переводчица в белом плаще и с миндалевидными глазами. Лупейкин срочно организовал пикник. Армянский коньяк «Четыре звездочки» по-прежнему пах клопами. Ну, не станет же капитан-погранец и его помощница пить дешевую маласовку!

Во сне дед настойчиво расспрашивает меня:

– Шурик! А расскажи нам честно, как Лупейкин заманивал к себе на дебаркадер добропорядочных женщин? Обещал ли он им японские газовые косынки и кофточки-джерси?

Шурик… Ишь! Куда подбирается дедушка, красный партизан и заединщик анархиста Тряпицына.

На самом деле никакого суда не было. И дед давно помер, и дядя Ваня Крутов. А дело с фарцовкой благополучно замяли благодаря директору интерната Майеру. Роль самого Лупейкина, поджидающего голую переводчицу не берегу, тоже со счетов не сбросить. К тому же мы срочно, с подсказки, конечно, старших, организовали… оперативный отряд по борьбе с фарцовкой! Перерожденцы и оборотни. О чудовищной двойственности советского сознания еще предстоит вспомнить не раз. Да, так было. А на самом деле во снах меня продолжали тревожить вопросы, с которыми я сталкивался, взрослея. Где проходит граница между ложью и правдой? Нужно ли предупреждать дезертира о готовящейся на него облаве? Мама почему-то не предупредила. Может ли считаться врагом народа старик, случайно подпаливший стог колхозного сена? Отчим, сам сын раскулаченного мельника, напал на старика. Служил в разведке или мутил историю с лишением аккредитации? И сам себя описал в Википедии. Врем ведь сами себе и людям. На каждом шагу врем. В ответ я задаю во сне своему дедушке каверзный вопрос:

– Дедушка, а скажи честно… Твоя фамилия Ершов. А дядя Ваня Крутов говорит, что никакой ты не Ершов. Оффенбах… Или Оффенберг! Бывший царский офицер. А паспорт купил или украл по случаю.

Гул голосов в зале, как шелкап, – ветер, прилетающий из лимана на мыс Убиенного, возле гиляцкой деревни Вайда. Во сне я примеряю на себя роль Павлика Морозова. В десятом классе, в школьном спектакле, я сыграл обольстителя Паратова. Несколько девчонок-одноклассниц в финале плакали.

Так не доставайся же ты никому… Ба-бах!