Каждое появление Горацио и почти каждая его реплика — или откровенно лживы, или прикровенно двусмысленны (Горацио делает только то, что выгодно ему в данную минуту).
Почему-то никто не задает и другого вопроса: что же Горацио не отправился в Англию вместе с лучшим своим другом? Если б он сам вызвался разделить с принцем его изгнание, разве бы Клавдий посмел запретить?
Но Гамлет прямо не попросил Горацио, и он преспокойно остается при дворе якобы ненавистного ему Клавдия. (Вспомним, что до встречи с Гамлетом Горацио, по его собственным словам, «друг этой страны» и поклонник «нашего правительства».) Шекспироведы не задают и другого простого вопроса (единственное исключение тут, как указал Игорь Шайтанов, — Харольд Дженкинс): почему это Горацио, живший по возвращении в Эльсинор не в замке, а где-то рядом (иначе б он встретил принца сразу), после высылки Гамлета остается в замке? И почему он вхож к королеве? И почему король, которому он при Гамлете и представлен-то не был, теперь дает ему поручения и обращается
«Лучший и единственный друг Гамлета» идет на службу к королю, уже прекрасно зная, что Клавдий — убийца отца его единственного друга.
Впрочем, Дженкинс заблуждается, говоря, что «роль служителя или советника при королеве странна для Горацио, и драматург скоро забывает о ней». Горацио не «служитель при королеве», а шпион Клавдия («вассал короля», как сказал бы Марцелл). Из шекспировского текста следует, что это король послал Горацио рассказать королеве об опасном сумасшествии Офелии. И что именно по наущению короля Горацио приводит Офелию к королеве. Доказательства? Да то, что сразу вслед за Горацио и Офелией в покоях королевы появляется сам Клавдий. И то, что именно Горацио выходит за Офелией, когда король просит «следовать за ней по пятам».
Спор Томаса Мора и Эразма Роттердамского, надо ли гуманисту становиться советником при правителе, разрешен Шекспиром. И автор «Гамлета» берет сторону Эразма, показывая, что получается из подобного
Горацио, убедившийся, что Клавдий убийца, но «в силу обстоятельств» идущий к нему на службу, сам выбирает путь наемного убийцы.
Горацио — гениально прописанный Шекспиром идеальный ученик Макиавелли, который, как и Горацио, — итальянец. При нем нет подруги, его жена и муза — политика.
Попытаемся восстановить путь Горацио к сердцу Гамлета.
Итак, Горацио — швейцарец и в Эльсинор попал вместе с другими наемниками-швейцарцами. Здесь он пробыл совсем недолго. (Во всяком случае Гамлета-отца он «видел лишь однажды».) Узнав, что здешний принц учится в Виттенберге, Горацио сам отправился туда.
В Виттенберге он поставил на дружбу с Гамлетом и стал его конфидентом. Но Гамлет вернулся в Данию и влюбился в Офелию. В это же время Клавдий заводит роман с Гертрудой, убивает Гамлета-отца (это произошло четыре месяца назад), а менее чем через месяц женится на овдовевшей королеве и становится королем. Принц чует неладное, хочет бежать из Дании (университет тут, скорее, лишь повод для отъезда из прогнившей страны), но король его не отпускает.
Для оставшегося в Виттенберге Горацио известие о смерти Старого Гамлета — повод вернуться в Данию. (Ведь ему нужна не учеба, а Гамлет.) В Эльсиноре Горацио идет не к своему другу, а к землякам-стражникам.
Те и рассказывают о появлении Призрака. Горацио решает лично убедиться в этом и лишь потом отправляется к Гамлету: судьба вновь дала ему шанс сблизиться с принцем.
Итак, при дворе Клавдия у Горацио есть выбор — взять алебарду стражника, устроиться в канцелярию; пойти в шпионы. Но первые два пути не обеспечивают возможности общаться с королем, а значит, не обеспечивают и карьеры.
Когда Гамлет уже смертельно ранен, Горацио демонстрирует желание отравиться:
Макар Александренко заметил, что в этой сцене Шекспир делает отсылку к последней сцене собственного «Юлия Цезаря»: это там «идейный предатель» Брут кончает с собой, кинувшись на меч, который держит его раб. После чего раб переходит к победителю по наследству (совсем как Горацио, перешедший сначала на службу к Клавдию, а потом к Фортинбрасу).
«Юлия Цезаря» Шекспир ставит в 1599 г., когда он уже обдумывает (или дописывает) вторую (или уже даже третью) редакцию «Гамлета». Видимо, Шекспир надеялся на понимание того постоянного и верного зрителя, который «попытку самоубийства» Горацио воспримет именно как пародию.
Впрочем, как заметил Сергей Николаев, раб служит господину верой и правдой и отдаёт за него свою жизнь, а Горацио служит только себе любимому.