«Ил» тряхнуло: машина попала в воздушную яму. Загудели тросы, которыми были насмерть принайтованы к полу грузового отсека бэтээры. Качнулись стриженые головы в беретах — сидящие на скамейках вдоль борта бойцы зашевелились, разминая затекшие от долгого сидения ноги. Кто-то сунул в рот спичку — три часа без курения, это еще вытерпеть надо!.. Офицеры глянули в сторону комбата, и Тарасов отлип от стекла, приосанился, сжал цевье пристроенного между коленями автомата. В километре следом идет второй «Ил», тоже груженный бойцами и боевыми машинами…
«На последних занятиях третий взвод второй роты застрял на пандусе, — с тревогой подумал Артем. — Как бы снова ни случилось. В боевых-то условиях…» И еще одна мысль пришла: «Волнительный я стал — прямо как курица-наседка. Раскудахтался, как на беду… Никуда не денутся бойцы-молодцы — сработают как часы…» Тарасов тряхнул головой и невольно опять подумал о рядовом Наконечном из первой роты, у которого пропал из каптерки мобильник. Украли телефон или каптер куда спьяну сунул? Надо давно наводить порядок в «Шишкином лесу»…
Артему казалось, что все это было с ним много раз. Когда его еще не было на свете, так разгружался первый советский транспорт в сражающейся Корее: приземлялись истребители на расчищенные наскоро посадочные полосы, скатывались с пандусов танки, ныряли в сырые, напитанные запахом гниения древесных стволов и трупов джунгли мотострелки. И позже, во Вьетнаме, все было почти точно так же, только истребители были сверхзвуковыми, а танки — противоатомными. Потом была ясная, солнечная Куба, раскаленная, как жаровня, черная Ангола… Потом Эфиопия, Ливия, Никарагуа… А потом товарищи военные советники сражались на своей земле — сражались за Россию.
— Радиограмма, товарищ майор! — вырвал Тарасова из плена раздумий бортинженер.
— Опять большой штаб? — улыбнулся Артем.
«Вводная отдельному батальону 36–17… Занять высоту 450 в квадрате 41–10 к 12.00… подготовить позицию для реактивной артиллерии… о выполнении доложить…»
— Мать твою, это ж грузинская граница! — едва взглянув на карту, в сердцах воскликнул Тарасов. — Опять, блин, скрытая агрессия!
Артем посмотрел на сидящего поблизости старлея — не слышал ли тот. Но офицер отрешенно смотрел вперед и, кажется, спал с открытыми глазами. Корпус самолета завибрировал. Его дрожь передалась технике и людям. Артему почему-то вспомнилось детское впечатление: раз с матерью они собирали грибы, и Тарасов-младший набрал целую корзину ярчайших мухоморов. Мама велела выбросить, но Тема тащил и тащил свою добычу. «Папе покажу! — решительно говорил он. — Вдруг ты не знаешь, какие они хорошие…» Вот и сейчас они летели в сторону границы, чтобы найти разницу между белыми грибами и мухоморами, узнать, какие они хорошие…
Подошел командир транспортника.
— Через десять минут заходим на посадку, товарищ майор! — сообщил он Артему. — На аэродроме погода хреновая — облачно и дождь. По приборам идем…
Тарасов объявил готовность. Бойцы зашевелились. Экипажи и техники нырнули в полумрак к машинам. Пятнадцатикилометровый ускоренный марш должен был показать, чему научилось молодое пополнение «Гаммы» за последние полгода.
«Ил» пошел на снижение.
Первый же бэтээр, выкатившись на мокрый, уводящий в подсвеченную прожекторами темноту пандус, неловко вильнул колесами, покосился и сел на брюхо. Расчетное время пошло к черту. Второй «Ил», намеренно сделав круг, должен был приземлиться через двадцать минут. Матерясь в бога и мать, прапор из автороты потащил отсвечивающий металлом непослушный трос. Командир «Ила» вместе с бортинженером командовали разгрузкой: им подобное было не впервой. Артем связался по рации со штабом округа и выслушал последние указания.
Заглушили моторы «Ила», и стало слышно утробное рычание второго бэтээра. Струной натянулся трос.
— Товарищ майор! — подбежал пилот. — Вы мне пандус к чертовой матери свернете! Свяжитесь с принимающими! Вызовите тягач!
— И где те принимающие? И когда тягач придет? — отозвался Тарасов, загибая рукав и вглядываясь в циферблат. — Мы из графика выбились.
Командир транспортника махнул рукой и побежал к кабине. Бортинженер озабоченно заглядывал под колеса застрявшей машины. Артемом вдруг овладело полное спокойствие. Личный состав правильно вел себя в нестандартной ситуации. Тарасов отступил в сторону: бойцы строились поротно. Грохнули плиты пандуса: машина тронулась с места, легко скатилась на раскисшую землю. Второй бэтээр аккуратно выехал из брюха «Ила», выпустив напоследок дымную струю.
Там, куда должен был двигаться батальон, взмыли в небо две красные ракеты. Артем не мог с точностью сказать, с нашей стороны или с грузинской они были выпущены. Одно было точно известно: посадку транспортов засекли.
Скоро приземлился второй «Ил» и выгрузился как по нотам. Колонна выдвинулась с летного поля и пошла по проселку.
— А что там на высоте, товарищ майор? — перекрикивая шум мотора, спросил лейтенант из зеленых-необстрелянных.
— Важнее, кто там, — ответил Тарасов и похлопал офицера по плечу: — Постреляешь, салабон, обязательно! Это я тебе обещаю!