Читаем Гамп и компания полностью

Прежде чем я смог ответить, он протягивает руку, чтобы схватить меня за горло, и я в темпе прикинул, что последует дальше, а потому перепрыгнул через ограждение и во весь дух оттуда рванул. Сержант Кранц и все, кто хоть как-то был на это способен, бросились за мной. Ситуация показалась мне до боли знакомой.

Я решил вернуться домой на ферму, но затем понял, что там наверняка негде спрятаться – по крайней мере от толпы, которую только что окатили миллионом фунтов патентованного свиного говна и которая винит в этих неприятностях лично меня. Но бежал я со всех ног, а это очень солидная скорость, и к тому времени, как я добрался до дома, я прилично их всех обставил. Я хотел было упаковать чемодан, но внезапно толпа с воплями и визгами уже появилась на дороге, а потому я выскочил в заднюю дверь и забежал в амбар забрать Ванду. Та как-то странно на меня посмотрела, но тем не менее за мной последовала. Я пробежал мимо стойл, затем через выгон – и черт меня подери, если свиньи тоже не побежали за нами. Даже те, что были в стойлах, вырвались оттуда и присоединились к толпе.

Единственное, что пришло мне в голову, это забраться в болото, а потому так я и сделал. Я таился там до захода солнца, слушая дикие крики и проклятия. У Ванды хватило здравого смысла держаться молчком, но когда настала ночь, стало совсем сыро и холодно. По всему болоту метались прожекторы, и частенько я примечал человека с вилами или мотыгой, совсем как в фильме про Франкенштейна. Народ даже задействовал вертолеты, и те сияли в небе своими огнями, а из динамиков по всему болоту разносились требования, чтобы я немедленно вышел и сдался.

«Хрен вам, ребятишки!» – подумал я, и тут пришло мое спасение. С дальней стороны болота донесся шум поезда, и я прикинул, что мой единственный шанс – туда прорваться! Мы с Вандой доплелись до того края болота, а там каким-то чудом сумели запрыгнуть в товарный вагон. Внутри горела маленькая тусклая свечка, и в ее свете я различил чувака, сидящего на куче соломы.

– Кто ты, к дьяволу, такой? – спрашивает чувак.

– Моя фамилия Гамп, – говорю.

– А кто там еще с тобой?

– Ее зовут Ванда.

– Там с тобой девушка?

– Типа того, – говорю.

– То есть как «типа того»? У тебя там что, трансвестит?

– Не-е. Она ухоженная дюрокская свинья с родословной. В один прекрасный день она, может статься, кучу призов получит.

– Свинья? – говорит чувак. – Ох ты едрена вошь! Я уже неделю ничего не жрал.

Я так прикинул, что эта поездка будет долгой.

Глава пятая

Поезд проехал еще совсем чуть-чуть, а свечка этого чувака уже погасла. После того как он немного покашлял, мне показалось, что он задремал. Мы ехали в темноте, рельсы стучали, а вагон болтало из стороны в сторону. Наконец Ванда положила рыло мне на колени и отправилась ко сну. Но я еще немалое время бодрствовал, думая о том, какого черта я вечно попадаю в такие истории. Казалось, все, к чему я прикасаюсь, обращается прямиком в говно. В самом что ни на есть буквальном смысле.

На следующее утро из дверей вагона стал просачиваться слабый свет, а чувак в углу снова зашевелился и закашлял.

– Эй, – говорит он, – почему бы тебе немного не приоткрыть двери, чтобы мы тут хоть самую малость свежим воздухом подышали?

Я подошел к дверям и примерно на фут их раздвинул. Мы проезжали дома и какие-то вшивые на вид здания. Все было серое и холодное, не считая скудных рождественских украшений на дверях.

– Куда мы направляемся? – спросил я.

– Я так прикидываю, что в Вашингтон, округ Колумбия, – отвечает чувак.

– Черт, я там бывал, – говорю.

– Честно?

– Угу, давным-давно. Я ездил на встречу с президентом.

– Президентом чего?

– Соединенных Штатов.

– Там что, какой-то парад был?

– Не-е, никакого парада там не было. Я к нему домой заходил.

– Ну да, и могу поручиться, что эта свинья тоже там рядом летала.

– Чего? Ванда не летает.

– Сам знаю, – говорит он.

Я повернулся на него посмотреть и вижу в глазах чувака что-то чертовски знакомое, хотя его физиономия сплошь в черной бороде, а на голове у него шляпа, какие обычно бродяги носят.

– Скажи, – говорю, – как тебя хотя бы зовут?

– А тебе что за дело?

– Да просто ты мне одного знакомого напоминаешь, только и всего.

– Да? И кого же?

– Одного армейского кореша. Во Вьетнаме.

– А ты еще раз свою фамилию не скажешь?

– Гамп.

– В самом деле? В свое время я знал одного Гампа. А зовут тебя как?

– Форрест.

– Ох ты едрена вошь! – говорит чувак и закрывает лицо ладонями. – Я должен был догадаться!

– А ты-то, черт возьми, кто такой? – спрашиваю.

– Проклятье, Форрест, ты что, меня не узнаешь?

Я подполз по соломе поближе к его лицу.

– Ну-у…

– Похоже, не узнаешь. Мне следовало этого ожидать. В последнее время я малость опустился, – говорит он в перерывах между кашлем.

– Лейтенант Ден! – заорал я и схватил его за плечи. Но когда я заглянул ему в глаза, они были просто ужасные, молочно-белые, как будто он был слепой или типа того.

– Лейтенант Ден… что с тобой приключилось? – говорю. – Твои глаза…

– Я теперь почти ослеп, Форрест.

– Но почему?

– Тут уйма всего, – говорит он.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное