Гамп и компания

Так все и получилось. Полковник Норт, прожевав мне задницу за нарушение его такта и дипломатии, был счастлив, так сказать, как свинья на рассвете.

– Черт побери, Гамп, – говорит он, когда мы летим обратно, – такая сделка бывает только раз в жизни! Мы наконец-то добились того, чтобы этот старый маразматик отдал нам заложников в обмен кое на какое давно списанное оружие, с которым норвежская армия не знает, что делать. Какой чудесный успех!

Всю дорогу, пока мы не приземлились, полковник похлопывал себя по спине за свой блестящий ум. А я тем временем прикидывал, как бы мне сделать что-нибудь типа карьеры в этом бизнесе, чтобы я смог посылать домой немного деньжат для малыша Форреста. Как выяснилось, все это дело работало совсем иначе.

Мы совсем немного пробыли в Вашингтоне, прежде чем началось настоящее светопреставление.

Я тем временем попытался уладить свои дела. Перво-наперво я отправился в госпиталь Уолтера Рида – и точно, как и сказал полковник Норт, там на больничной койке лежал старина лейтенант Ден. И выглядел он намного лучше, чем в последний раз.

– Где ты был, жопа с ручкой? – спрашивает Ден.

– Я летал на совершенно секретное задание, – говорю.

– Да? И куда?

– В Иран.

– И чего ради?

– Чтобы повидаться с аятоллой.

– За каким чертом тебе понадобилось с этим сукиным сыном повидаться?

– Мы полетели туда, чтобы заключить сделку насчет оружия в обмен на заложников.

– Правда?

– Угу.

– А что это за оружие?

– Куча ржавых ракет.

– А что за заложники?

– Те, что в Ливане.

– Ну и как, заключили сделку?

– Типа того.

– В каком смысле «типа того»?

– Ну, ракеты мы аятолле дали.

– А заложников назад получили?

– Пока нет.

– Вот-вот, и никогда не получите, дуболомы! Мало того, что ты только что рассказал мне, штатскому, всю эту совершенно секретную бредятину, а это, между прочим, расстрелом карается. Еще и звучит эта бредятина так, как будто тебя опять поимели. Да, Форрест, у тебя говно вместо мозгов – это точно.

После небольшого обмена любезностями я отвез старину Дена в его кресле-каталке в кафетерий и заказал мороженого. Поскольку в госпитале устриц на половинке раковины не подавали, мороженое сделалось любимой едой Дена. Он говорит, что, не считая сырых устриц, мороженое легче всего плохими зубами жевать. Тут я вроде как вспомнил те времена, когда был совсем пацаном и сидел по субботам на задней веранде, пока мама сбивала там домашнее мороженое. Мама всегда позволяла мне облизывать сбивалку, когда мороженое наконец становилось славным – мягким и холодным.

– Как думаешь, Ден, что с нами будет?

– Это еще, черт побери, что за вопрос?

– Не знаю. Он просто вроде как мне на ум пришел.

– На ум? Хрен там… Ты опять думаешь, а это не совсем твоя специальность.

– Ну да, вроде как не моя. Я хочу сказать, похоже на то, что все, к чему я прикасаюсь, превращается в говно. Я только какое-то короткое время могу нормально работать, а когда все начинает идти по-настоящему здорово, я просераюсь. И я без конца тоскую по маме, по Буббе и по всем остальным. А теперь еще и о малыше Форресте надо заботиться. Послушай, я знаю, что я не самый умный чувак в округе, но люди вечно обращаются со мной так, как будто я полный придурок. Похоже, для меня единственный способ куда-то попасть, это когда я вижу сны по ночам. Я хочу сказать, когда все это говно закончится?

– Скорее всего никогда, – говорит Ден. – Порой так бывает. Мы просто неудачники, и ничего с этим не поделать. Меня лично не колышет, что будет дальше, потому что я это знаю. Лично я не задержусь на этой земле, и, насколько я понимаю, это будет счастливый исход.

– Не говори так, Ден. Ты почти что единственный друг, какой еще у меня остался.

– Я буду говорить правду, если захочу. Скорее всего, я в своей жизни понаделал уйму всякого неправильного говна, но единственное, чего про меня нельзя сказать, это что я не говорю правды.

– Да, но все это не так. Никто не может знать, сколько он проживет.

В общем, это вроде как дает вам представление о складе ума Дена. Лично я тогда очень паршиво себя чувствовал. Я начал понимать, что аятолла по всем правилам обул нас с полковником Нортом, потому как ракеты мы отдали, а никаких заложников не получили. Полковник Норт занялся передачей полученных за ракеты денег гориллам в Центральной Америке и тем, кто там еще вместе с ними сражался. Ему все казалось совсем не таким скверным, как мне.

– Послушай, Гамп, – однажды утром говорит полковник. – Через день-другой мы должны будем предстать перед Конгрессом, чтобы дать какому-то там комитету отчет о нашей деятельности. Короче, они могут позвать и тебя, а могут и не позвать, но в любом случае ты ничего не знаешь о сделках с оружием в обмен на заложников, усек?

– Про оружие я кое-что знаю, но никаких заложников я пока что даже в глаза не видел.

– Я не это имею в виду, остолоп! Ты что, не понимаешь? То, чем мы с тобой занимались, незаконно! Мы все можем в тюрьму угодить! Так что тебе лучше держать свою большую пасть на замке и делать, что я скажу, ты понял?

– Так точно, сэр, – говорю.