Ган Исландец

— Право, не знаю къ кому, — сказалъ онъ, запинаясь: — можетъ быть къ какому-нибудь мужику… вассалу…

— Къ какому-нибудь гарнизонному солдату? — спросилъ Мусдемонъ, покатываясь со смху.

— Какъ, сынъ мой! — вскричала въ свою очередь графиня: — Вы убждены, что она любитъ крестьянина, вассала?.. Какое счастіе, если-бы вы были правы!

— О, я въ этомъ нисколько не сомнваюсь, хотя онъ и не гарнизонный солдатъ, — добавилъ поручикъ обиженнымъ тономъ. — Но я настолько убжденъ въ этомъ, что прошу васъ, матушка, сократить мое безполезное пребываніе въ этомъ проклятомъ замк.

Физіономія графини прояснилась, когда она узнала о паденіи молодой двушки. Поспшный отъздъ Орденера Гульденлью въ Мункгольмъ представился тогда ей совершенно въ иномъ свт. Она предположила въ немъ честь, оказанную ея сыну.

— Фредерикъ, вы теперь же разскажете намъ подробности любовныхъ похожденій Этели Шумахеръ. Это ничуть не изумляетъ меня: мужичка можетъ любить только мужика. А пока не проклинайте з'aмокъ, доставившій вамъ вчера случай видться съ извстной личностью, сдлавшей первый шагъ къ сближенію съ вами.

— Что, матушка! — вскричалъ поручикъ, широко раскрывъ глаза: — Какой личностью?

— Оставь эти шутки, сынъ мой. Разв никто не посщалъ васъ вчера? Вы видите, что мн все извстно.

— Дйствительно, лучше чмъ мн, матушка. Чортъ меня возьми, если я видлъ вчера какое другое лицо, кром смшныхъ рожъ, украшающихъ карнизъ старыхъ башенъ.

— Какъ, Фредерикъ, вы никого не видли?

— Никого, матушка, ей Богу!

Фредерикъ, не упоминая о своемъ соперник въ башн, повиновался закону молчанія; и притомъ какое значеніе могъ имть этотъ мужикъ.

— Какъ! — вскричала графиня. — Сынъ вице-короля не былъ вчера вечеромъ въ Мункгольм?

Поручикъ расхохотался.

— Сынъ вице-короля! Право, матушка, вы или бредите, или сметесь надо мною.

— Ничуть, сынъ мой. Кто былъ вчера на караул?

— Я самъ, матушка.

— И вы не видли барона Орденера?

— И не думалъ! — отвтилъ поручикъ.

— Но подумайте, сынъ мой, что онъ могъ прибыть инкогнито, что вы никогда его не видали, такъ какъ воспитывались въ Копенгаген, а онъ въ Дронтгейм; вспомните, что говорятъ о его капризахъ, причудахъ. Убждены ли вы, сынъ мой, что не видли никого?

Фредерикъ колебался нсколько мгновеній.

— Нтъ, — вскричалъ онъ: — никого! Мн нечего боле прибавить.

— Но въ такомъ случа, - возразила графиня: — баронъ, безъ сомннія, не былъ въ Мункгольм?

Мусдемонъ, сперва изумленный не мене Фредерика, не проронилъ ни одного слова изъ разговора.

— Позвольте, благородная графиня, перебилъ онъ мать молодаго Алефельда: — господинъ Фредерикъ, скажите, пожалуйста, какъ зовутъ вассала, любовника дочери Шумахера?

Онъ повторилъ свой вопросъ, такъ какъ Фредерикъ, погруженный въ задумчивость, не слушалъ его.

— Я не знаю… или скоре… Да, я не знаю.

— Но почему вы знаете, что она любитъ вассала?

— Разв я это сказалъ? Вассала? Ну, положимъ, вассала…

Замшательство поручика росло съ каждой минутой. Этотъ допросъ, мысли, порождаемыя имъ въ немъ, обтъ молчанія приводили его въ смущеніе, съ которымъ онъ боялся не совладать…

— Клянусь честью, господинъ Мусдемонъ, и вы, достойная матушка, если страсть къ допросамъ теперь въ мод, забавляйтесь промежъ себя, допрашивая другъ друга. Мн же ршительно нечего боле вамъ прибавить.

Поспшно открывъ дверь, онъ исчезъ, оставивъ ихъ теряться въ бездн догадокъ и предположеній. Заслыша голосъ Мусдемона, который звалъ его, онъ опрометью бросился на дворъ.

Вскочивъ на лошадь, онъ направился къ гавани, откуда ршился снова переправиться въ Мункгольмъ, надясь застать тамъ незнакомца, который заставилъ погрузиться въ глубокія размышленія одинъ изъ самыхъ легкомысленныхъ умовъ одной изъ наиболе легкомысленныхъ столицъ.

— Если это дйствительно былъ Орденеръ Гульденлью, — разсуждалъ онъ самъ съ собой, — въ такомъ случа моя бдная Ульрика… Но, нтъ, невозможно, чтобы онъ былъ такъ глупъ, предпочтя бдную дочь государственнаго преступника богатой дочери всемогущаго министра. Во всякомъ случа дочь

Шумахера не боле, какъ одна изъ его прихотей. Ничто не мшаетъ, имя жену, завести въ то же время и любовницу… это даже бонтонно. Но нтъ, это не Орденеръ. Сынъ вице-короля не нарядился бы въ такой потасканный камзолъ; а это старое черное перо безъ пряжки, истрепанное втромъ и дождемъ! А этотъ широкій плащъ, изъ котораго вышла бы палатка! Эти всклоченные волосы, незнакомые ни съ гребенкой, ни съ прической! Эти сапоги съ желзными шпорами, забрызганные грязью и пылью! Нтъ, ршительно это на него не похоже. Баронъ Торвикъ, кавалеръ ордена Даннеброга; этотъ же незнакомецъ не имлъ никакого знака отличія. Будь я кавалеромъ ордена Даннеброга, мн кажется, я даже спалъ бы въ орденской цпи. О, нтъ! Онъ даже не слыхалъ о Клеліи. Нтъ, это не сынъ вице-короля.

XI

— Ну, кто тамъ еще? Ты, Поэль! Кто тебя послалъ?

— Ваше превосходительство забыли, что сами изволили приказать мн.

— Да? — пробормоталъ генералъ: — А! Я хотлъ, чтобы ты подалъ мн этотъ картонъ.

Поэль передалъ губернатору картонъ, который тотъ самъ легко могъ достать, протянувъ только руку.