Гангрена Союза

Опыт изготовления товаров много дал Тенгизу для понимания реальности. Ведомственные нужды никак не зависели от потребностей сотрудников и, чаще всего, даже им противоречили. Это обычно не было чьим-то злым умыслом: дополнительная прибыль, полученная сотрудниками, ухудшала показатели в служебных отчетах. К тому же у верхов оставался осадок от безвозвратно уплывшей доли прибыли, которую делили рядовые служащие, принадлежащей им фирмы. Была бы это частная фабрика, вопросов бы не возникало.

22. Как приживался Петрович

Один из бывших севастопольцев, Петрович, уже давно жил рядом с Тенгизом, их дома разделял забор. Подрабатывая ремонтом бытовых приборов, он сумел накопить на дом с участком. Петрович был ценный кадр, у него было особое чутьё на технику. Его и на фронт не отпустили, потому что нужно было восстанавливать поврежденные врагом суда — дали бронь. В детстве Тенгиз пытался подражать Петровичу, но не слишком успешно. А тот советовал ему рассчитывать в жизни на голову, а не руки.

Вживаться в новую среду Петровичу было трудно, как теперь Кате. Он не принимал культуру неформальных отношений. Все здесь стремились устроиться туда, где можно помочь нужным людям, а они, при нужде, помогут тебе.

Языка Петрович не знал, хоть и прожил здесь весь свой век. К моменту, когда он построил дом, у него уже не было сил учиться, да соседи и сами, как только он запинался, услужливо переходили на русский. Умения Петровича были востребованы и с ним поддерживали добрые отношения. Недавно он потерял ногу из-за гангрены: на палец ноги поставили станину. Палец начал чернеть, воспалился. Следовало удалить ступню, но было жалко. В результате, отняли всю ногу, а его самого еле спасли. Петрович жалел, что тогда прозевал. Без ступни он мог бы ходить на протезе, не используя костыль. Катя немного помогала ему по хозяйству.

Как-то Петрович рассказал Кате, что долго не мог разобраться в критериях оплаты за электричество. Он тогда ютился в коммуналке и ежемесячно к нему являлся служащий подстанции Шота, забирал плату и оставлял квитанцию. В ней всегда стояла одна и та же сумма, и было не ясно, почему в холода и в жару оплата не менялась. Поэтому Петрович установил электросчетчик, и платеж снизился в несколько раз. И вот Шота в очередной раз пришел за деньгами, увидел счетчик и так рассердился, что чуть не получил инфаркт. В гневе он стал угрожать Петровичу милицией. Петрович не возражал. Тогда Шота ушел и никогда больше не появился. А Петрович отныне стал платить в конторе, где о приработке Шота не знали, но уважали его мотивы. Потом невзначай выяснилось, что Шота служил вахтером на мелькомбинате и дань с жителей собирал не он один.

Катя нашла в Петровиче родственную душу. Оба всегда что-то изобретали, говорили на одном языке, и обстоятельства того и другого загнали в подполье.

23. Тина ведает Катей

Моросил дождь, и одновременно припекало солнце, как это часто бывает в Колхиде. Катя мотыжила кукурузу, размышляла о своем бытие и думала о предстоящей жизни. Если они не переберутся в Москву, ей до конца дней надо будет играть роль «женщины востока». Иногда Тенгизу выпадали командировки в Москву, и Катя тогда ездила с ним, чтобы повидаться с подругами и подышать воздухом, не облагороженным терпким ароматом Кавказа. В Москве Тенгиз был другим — ярким, умным, добрым и без флёра национального самосознания.

Был апрель, с пляжа доносились неясные крики продавцов:

— Пончики, пончики.

— Холодная вода.

— Мороженное.

Разноцветные купальники плясали в струях горячего воздуха. У моря отдыхали приезжие, некоторые даже заходили поплавать, хотя вода пока была ледяная, а местные еще носили куртки. Город не был курортным, но к жителям с удовольствием приезжали приятели и родственники.

— Катиа! — Раздался голос Тины. Она была чем-то озабочена.

Свекровь хлопотала около буржуйки. Она совсем недавно вышла на пенсию, но Кате казалась старухой. В молодости она была красавицей, и моложе мужа почти на 40 лет.

Вокруг огромного котла кружили мухи. Девушка с удовлетворением отметила, что обе руки Тины заняты — одной она помешивала кукурузную кашу, другой — кидала курам просо. Катя не переносила её привычки ловить руками мух и давить их о юбку. Над печкой сушилась пеленка с круглой дырочкой посередине и матрасик с таким же аккуратным отверстием.

— Ты подмела двор, Катиа? — Она бросила на землю последние зерна, ловким движением поймала на лету муху и размазала ее о парусину на своих бедрах.

Катя поспешила за метлой. Неторопливыми движениями погнала она к забору листья, картофельные очистки, рыбью чешую и осколки стекла. У калитки двор был покрыт асфальтом и стекляшки звенели. Плач ребенка перебил этот звон. Она поспешила в детскую, сунула маленькому Бондо соску и он успокоился. Имя кровавое какое-то, в который уж раз вздохнула Катя.