Гангрена Союза

— Да не побежит она! Проговорится. И потом, проблема, если уж быть до конца честным, не только в окружающей среде. Она и сама уже заражена. И заражает других.

Тенгиз тяжело вздохнул, и Кате показалось, что за последние сутки он резко осунулся. Она придвинулась и взяла его за руку.

— Послушай, не слишком ли ты их боишься? Ты таким не был. Тебя не пугали ни партком, ни ректорат. Ты даже не страшился наших всесильных органов.

— Ой, Катя, сила толпы кошмарнее государственного диктата. Ощути это кожей! Фанатик убежден до конца и способен совершить страшное. Он уверен, что история его оправдает…

— И что ты предлагаешь? Может быть, мне с Бондо переждать это время в Москве? У Юли, например, полно места. Но ты не задерживайся, а то я, глядишь, кого-нибудь там присмотрю. — Катя кокетливо повела плечами.

Тенгиз картинно вздохнул, но в этот момент послышался призывной голос Бондо, и Катя пошла на зов. У дверей детской она почти столкнулась с Тиной, но та угрюмо сделала вид, что случайно проходила мимо. «А ведь это выход, — вдруг сообразила Катя. — В натянутых отношениях мы вполне могли бы мирно сосуществовать».

30. Саперные лопатки

Всё сложилось хуже, чем предполагали Тенгиз и Катя. Митинг в Тбилиси не прекращался несколько дней и страсти ужесточались. «СССР — тюрьма грузинского народа», скандировала толпа. Оба они с этим лозунгом не были согласны. «СССР — тюрьма народа», это было бы правильно. Местные тузы всюду презирали шестерок, скудное снабжение было везде, дефицит раздавали своим, дороги не приводили в порядок нигде, и все были опутаны надоевшими лозунгами.

Протестующие отгородились от возможного нападения и перекрыли входы на площадь грузовиками, автобусами, троллейбусами. За ними караулили милицейские посты. Далее застыли боевые машины десанта, которые прислала армия.

Бондо мирно спал, а Тина подвывала в своей комнате. До поздней ночи они следили за событиями. Обсуждать новости не хотелось, да их и не было. Легли отдохнуть, а утром, 9 апреля, наступила страшная развязка.

Обычно ночью часть протестантов покидала митинг, в надежде вернуться утром. Но перед рассветом военные окружили поредевшую до нескольких тысяч толпу и стали вытеснять ее с площади. Кое-кто сопротивлялся, основная масса бросилась прочь, а выходы они сами перед этим перекрыли. Многие пострадали в давке. В результате — два десятка погибших и сотни раненых. Военные применили газы и саперные лопатки.

Всех поразило применение саперных лопаток, от которых оставались рубленые раны, хотя жертв от газов и давки было больше. Газы — оружие массового поражения, нападающий не видит воочию жертву и, словно бы, не осознает себя палачом, он, как бы, просто отпугивает. Но на детей, женщин и молодежь поднималась рука, вооруженная этим иезуитским предметом!

Сидя перед телевизором, Катя неожиданно ощутила свою вину в этих ужасных событиях. Как будто это она рубила с плеча. Отвернулась от Тенгиза, опустила голову на грудь и не смогла встать даже в ответ на голос Бондо. Тенгиз сходил в детскую и вернулся к жене.

— Катюша, отбрось эмоции и рассуждай здраво. — Обнял он Катю. — Ты-то тут причем?

— Мне стыдно — и всё. Это выше меня.

— Попробуй рассуждать здраво. Местные недолюбливают чужаков, а ты стыдишься за своих. Улавливаешь сходство противоположностей?

— Конечно, меня эти переживания не красят. — Прерывисто вздохнула Катя. — Со мной никто не советовался, и не я посадила наших товарищей в их кресла. Нас можно винить в том, что мы так долго терпели и не пошли на баррикады, но и эти тогда на баррикады против нашей общей власти не пошли. Терпели, как и мы. А теперь протестуют, но цели-то у них мелочные.

— Тем не менее, давай и толпу не будем осуждать огульно. Во всём мире, каждый с рождения предпочитает своих. Его не нужно в этом убеждать. Еврейский мальчик почти верит, что Эйнштейн — это немного и он, и это его самого сжигали в печах Освенцима. А русский мальчик, привык думать, что он когда-то плыл под одиноким парусом в тумане моря голубом. И еще он в уголках памяти участвовал в разгроме фашистов, монголов и половцев. Такова наша природа, и в малых масштабах это нормально. Но любовь к родине не должна переступать через человека, как у немцев с их Deutschland, Deutschland über alles! И тогда человек превращается в пыль истории ради державы.

— Ты что, совсем не различаешь патриотов и националистов?

— Патриотизм не нужно воспитывать, он возникает сам, когда есть чем гордиться. Здесь и сейчас, а не только славным прошлым. А если сейчас гордиться нечем, но патриотизм навязывают — получается шовинизм.

— Было бы здорово убедить в этом те две группы патриотов, местных и советских.

Катя накинула плащ и вышла погулять с ребенком.