Гангстер

— Тогда почему он не мог поручить это дело кому-нибудь другому? — спросил я, глядя на умирающего. — Он же мог приказать сделать это. Результат был бы тем же самым.

— Это было личное, — ответила Мэри. — А среди усвоенных им правил было одно, не позволявшее смешивать личное и бизнес. Он ни за что на свете не позволил бы кому-нибудь другому убить Паолино. С его точки зрения, это было бы еще большим преступлением.

— Я всегда думал, что смерть Паолино была для Анджело лишь возможностью наконец-то похоронить свое прошлое, — сказал я. — Избавиться от всего, что случилось до того дня, когда его подобрала Ида Гусыня. Он всегда считал этот день самым важным в своей жизни. А все, что было до него, не имело значения.

— В этом есть доля истины, — кивнула Мэри. — Существование его отца напоминало ему о той жизни, которую ему пришлось бы вести, не окажись рядом с ним Иды или Ангуса. А это были не те видения, которые он хотел бы сохранить.

— Я время от времени думал о его отце, — сказал я. — И действительно не знаю, почему никак не мог отрешиться от мыслей о нем все эти годы. Полагаю, дело в том, что я так и не смог понять, что стояло за поступком Анджело — мужество или одна только жестокость.

Мэри поставила чашку на маленькую тележку, стоявшую у нее за спиной, затем повернулась и посмотрела на меня.

— Мне кажется, и то, и другое, — ответила она.

Пуддж Николз спал, повернувшись спиной к открытому окну, полузакрытому занавесками, чуть заметно покачивавшимися на утреннем ветерке. Он был почти голый — в одних только трусах телесного цвета. Его мускулистое тело утопало в пуховой перине, мощные руки обхватили подушку. Ширли лежала рядом с ним, одна рука покоилась у него на спине, на второй, согнутой в локте, лежало ее хрупкое тело. Рассыпавшиеся каштановые волосы стекали на лицо и шею. Она не спала, а смотрела поверх плеча Пудджа в окно, где стояли на пожарной лестнице двое мужчин, державших в руках по пистолету. Она подняла левую руку и помахала им, давая знать, что можно войти.

Пришельцы раздвинули занавески и осторожно проскользнули в окно, не сводя глаз со своей цели — спавшего мужчины, — и остановились, настороженные, готовые к убийству, перед чуть приоткрытой дверью ванной. Один из них жестом приказал отодвинуться. Ширли сняла руку с плеча Пудджа, погладив пальцами упругую кожу, потом наклонилась и поцеловала его в щеку, на мгновение закрыв завесой волос его лицо. Потом попятилась и вдруг оцепенела, увидев, что он взглянул на нее и улыбнулся.

— Нынче я узнал о женщинах довольно много нового, — сказал Пуддж; звук его голоса заставил убийц вздрогнуть.

Пуддж скатился с кровати, и в ту же секунду две пули пробили перину, взметнув тучу перьев в воздух. Ширли поспешно рухнула на пол. А Пуддж застыл, полуприсев; в руке, которую он держал под подушкой, оказался пистолет, и он уже стрелял в людей, пришедших убить его.

Дверь ванной распахнулась, и за ней оказался Анджело. Он стоял между унитазом и ванной, держа в обеих руках по пистолету, и тоже стрелял в пришельцев. Через считаные секунды оба рухнули наземь, один поверх другого, на их костюмах сразу проступили темные пятна. Пуддж шагнул к ним, наступая босыми ногами прямо в лужи крови. Потом он взглянул на Анджело и весело подмигнул. Анджело посмотрел мимо Пудджа и увидел, что Ширли, совершенно голая, стоит у изножья кровати с пистолетом. Пуддж перехватил его взгляд и сразу понял: уже поздно что-нибудь делать.

Две пули попали Пудджу почти точно в середину спины. Он упал на колени, все еще держа в руках разряженный пистолет.

Анджело вышел из ванной и осторожно, чтобы не поскользнуться в крови, переступил через Пудджа. Потом посмотрел на Ширли, сжимавшую обеими руками дымящийся пистолет. Ее лицо сделалось пепельно-серым, на нем появилось недоумевающее выражение, словно Ширли сама не могла поверить, что действительно стреляла в Пудджа Николза.

Анджело несколько долгих секунд смотрел на нее, а потом поднял свое оружие и выпустил одну пулю в грудь Ширли. Сила удара отбросила Ширли на кровать, она упала лицом вверх, ее глаза закрылись.

Анджело сунул пистолеты в кобуры, висевшие у него на поясе, и повернулся к Пудджу. Он приподнял голову друга обеими руками и несколько раз качнул, словно баюкал.

— Не умирай, Пуддж, — шептал он дрожащим голосом. — Ты не посмеешь умереть. Ты слышишь меня. Ты должен драться. И ты должен жить.

Анджело, стоя на коленях, обвел взглядом комнату, где лежали три трупа и один тяжело раненный человек. Потом он поднял голову и разразился громкими отчаянными призывами позвать доктора; его крики громким эхом отдавались от холодных пустых стен спящего дома.

Глава 9

Зима, 1927