Утром девушка спустилась к реке за посудой и немало удивилась тому, что ягоды в тарелке остались нетронутыми, хотя русалки свои забрали и даже ракушек взамен наложили. Как это понимать?
– Ну и ладно, – разочарованно протянула она. – В следующий раз печенье принесу.
Она уже заметила, что нежить любит хлеб и сладости. Настасья Павловна объясняла это тем, что печь хлеб не выходит ни у кого из них, поэтому он и остается лакомством, получить которое можно только из человеческих рук. Внезапно за спиной шелстнуло, девушка резко обернулась, да так и замерла – в нескольких шагах от нее стоял хорошо знакомый утопленник. Черные волосы его ниспадали на плечи крупными волнами, глаза оказались не черными, а темно-синими, насмешливыми, улыбка и вовсе вышла язвительной, будто сейчас гадость какую-нибудь скажет. Однако больше поразил костюм: темный кафтан с вышивкой, из-за ворота которого проглядывала белая рубаха, расшитый серебряными нитями кушак, черные штаны, заправленные в мягкие сафьяновые сапоги, сабля в узорчатых ножнах на боку… Ну точно статист, удравший со съемочной площадки!
– Я не ем человеческую пищу, – тихо сказал он. – А русалкам лучше бус и гребней принеси.
– Совсем не ешь? – удивилась Ольга.
Тот молча кивнул, прищурился, внимательно рассматривая ее. Глаза были холодными, с волчьими огоньками на дне зрачков.
– Что не так? – не выдержала девушка, мельком оглядев себя.
– Смешная ты. И наряд у тебя странный. У нас в рваных портках только холопы ходили. Или побирушки.
С трудом подавив желание запустить в него тарелкой, Ольга надула губы. Да что бы он понимал! Хотя что на него обижаться? Просидел на дне лет триста, если не больше, так откуда ему о современной моде знать?
– Сейчас такое все носят, – заступилась она за любимые джинсы. – У тебя, кстати, тоже необычный костюм… Ты в нем на королевича подводного похож. Может, ты и есть принц речного царства, как в сказке?
– Боярин я, – поправил ее утопленник и приосанился, чтобы, видно, сомнений не осталось, кто тут боярского рода, а кто в холопах ходит. – А ты похожа на юродивую.
Сказал и посмотрел искоса, да еще с интересом.
– Ты был боярином, а сейчас обычный утопленник, – фыркнула девушка.
Выглядел парень ее ровесником, может чуть постарше, поэтому было бы кому нос задирать! Утопленника же слова явно задели, он взглянул на девушку исподлобья, недобро оскалился и шагнул вперед, будто укусить задумал.
– Только подойди! – выставила она тарелку, как щит. Конфеты и ягоды посыпались на траву.
Несколько секунд тот прожигал Ольгу взглядом, потом дернул углом рта.
– Дура.
– Сам дурак, – буркнула девушка, чувствуя холод в груди. Шестое чувство, именуемое в народе чуйкой, вопило об опасности и требовало поскорее уносить ноги.
Поднимаясь обратно по склону, Ольга еще раз обернулась в сторону реки, но берег был пуст, только заросли камыша раскачивались от ветра. Вот и поговорили, вздохнула она.
Настасья Павловна тоже не одобрила такой способ ведения переговоров и посоветовала больше с утопленниками не связываться, мол кто знает, что у них в дурной голове. Нет им в деревню ходу, и ладно. На обратном пути дед Максим задумчиво посмотрел на притихшую девушку.
– Не со зла он все это делает. Не умеет иначе…
– Ну да, в шутку чуть не утопил, с хлолпкой сравнил. Тоже мне боярин!
– Так он и вправду боярин, – улыбнулся леший.
– Серьезно? – удивилась Ольга. – Это все равно ему никаких дополнительных прав не дает. Тем более обзываться!
– Раньше прав у него поболее, чем у многих, было, – усмехнулся в бороду Максим Иванович. – Федька из старинного рода происходил, как защитник крепости отметился, в палаты царские был вхож… Это-то его и сгубило.
Вон даже как! Девушка искоса посмотрела на берег, потом на лешего. Похоже, он был единственным, кто жалел утопленника. Интересно, почему?
– Говорите так, будто знали его… – протянула Ольга.
– Знал еще мальчонкой, когда тот в рубашке бегал, – кивнул тот. – Их владения недалече были. У Федьки, как и у тебя, искорка дара в груди теплилась, оттого и не ушел он в царство Марино. А ведь хороший из него мог получиться ведьмак, кабы отец, дубина сосновая, в столицу не увез… Вот что, девонька, ты же умеешь доброе в каждом найти… Приглядись к Федьке, авось, осталось в нем что-то хорошее, что выкорчевать из себя не успел?