Ганнибал. Роман о Карфагене

— Напротив. — Бостар остановился и повернулся спиной к окну, — Почти все Баркиды — члены Совета — вынуждены из вежливости и чувства самосохранения целовать Ганнону ноги, хотя, разумеется, они бы с радостью откусили их. Однако никто из них не обладает достаточной властью и влиянием для борьбы с этим мерзавцем. Правда, я, имея за спиной твой…

— …наш…

— …банк, смог бы, наверное, отважиться на это. Мы даже для Ганнона слишком твердые орешки. И все же я слишком маленький человек. Ганнон ненавидит многих, но после смерти Гамилькара опасается только двоих. Но Гадзрубал далеко и не может завтра выступить на Совете. Но еще есть ты, мой друг. Поэтому я очень рад, что тебя пригласили на заседание. Сердце мое просто ликует.

Недавно тщательно вымытое и заново выкрашенное старое здание Дворца Большого Совета сверкало желтым блеском, словно янтарь в лучах утреннего солнца. По-новому смотрелись украшавшие его фасад изображения демонов, статуи богов и воплощенные в камне различные события долгой истории города.

Гимилькон встретил Антигона прямо на залитой ярким солнечным светом площади Собраний и тут же завел его в таверну. Один из богатейших судовладельцев Карт-Хадашта заказал пива и протянул греку свиток, перетянутый черной тесьмой. Антигон поморщился. Мутная пенящаяся жидкость с горьковатым привкусом ему совершенно не нравилась. Он сделал маленький глоток и окинул бездумным взглядом площадь, через которую члены Совета в белых или светло-серых одеждах направлялись в трехэтажное здание дворца.

— Что это?

— Письмо от Гадзрубала. — Гимилькон отставил чашу в сторону. — Доставлено вчера вечером. Ты обязательно прочти его, перед тем как идти на битву.

Антигон наморщил лоб, развернул свиток и даже тихо свистнул от удивления. Наряду с приказом согласовывать все важнейшие решения с банкиром Антигоном в послании также говорилось о фактическом предоставлении Антигону полномочий вождя Баркидов.

Антигон вновь скатал свиток в трубочку, но, увидев протянутую руку Гимилькона, прижал письмо к груди.

— Ты и твои люди знают, о чем пишет Гадзрубал?

Гимилькон кивнул и убрал руку.

— Вы согласны с тем, что сегодня метек выступит от имени всех вас?

— Конечно, — поколебавшись, кивнул Гимилькон, — для некоторых это неприемлемо, но многие знают тебя достаточно хорошо, Тигго. И потом Гадзрубал, подобно Гамилькару, так же безоговорочно верит тебе.

— Ну хорошо, — Антигон нехотя допил чашу. — Пойдем посмотрим, что для нас сегодня приготовил Ганнон.

На площади стройная фигура, с головы до ног закутанная в длинную белую ткань, осторожно приблизилась к нему и вложила в руку еще один свиток. Грек так и не понял, кто это был — мужчина или женщина. Ему запомнились только необычайно яркие выразительные глаза.

На верхней из семи ступеней лестницы дворца он пробежал глазами свиток, рассмеялся и решительно вошел внутрь.

Огромный белый зал со множеством окон был переполнен. На расставленных полукругом каменных скамьях сидели помимо членов Большого Совета также судьи и верховные жрецы большинства храмов. Стены из светлого мрамора украшали дары и приношения из подвластных Карт-Хадашту городов, а также всевозможные ценные предметы, захваченные во время многочисленных войн. На лицо сидевшего впереди Ганнона падал отсвет огромного бронзового канделябра, двести пятьдесят лет назад обнаруженного на сиракузской триере. Его привез в город после одной из кровавых Сицилийских войн совсем другой Ганнон.

Антигон чуть поклонился суффетам, принадлежавшим к партии «стариков». Они с величественным видом сидели на высоких табуретах из черного дерева, окруженные двенадцатью писцами и несколькими служителями.

Антигон коротко поговорил с Гимильконом и Карталоном, по-дружески подмигнул Бостару, небрежным взмахом руки приветствовал Ганнона и осторожно присел сзади между двумя представителями «стариков».

Гомон в зале мгновенно прекратился, когда один из суффетов встал и после традиционного обращения к богам предоставил слово одному из приверженцев Ганнона. Он после долгого и путаного объяснения о необходимости принятия определенных мер по защите благосостояния города заявил буквально следующее:

— В нынешние благословенные мирные времена торговля достигла невиданного ранее процветания, и, естественно, у наиболее богатых купцов появилась возможность делать все, что им заблагорассудится. Таким образом, они невольно могут причинить ущерб нашему городу. Мы предлагаем учредить ведомство по надзору за банками и торговыми домами. Поэтому мы и пригласили владельца самого богатого банка, хотя у него как метека нет и не может быть права голоса. Но нас очень интересует мнение Антигона, так как именно он больше всего наживается на заморской торговле.

Антигон поднял руку, после утвердительного кивка суффета встал и нарочито громко откашлялся.

— Прекрасный план, — с улыбкой начал он, — Прямо скажу, что я всем сердцем за него.

Лица приверженцев Баркидов разом помрачнели, сторонники Ганнона с нескрываемым удивлением посмотрели на грека.