Ганнибал. Роман о Карфагене

— Ни мышц, ни брони, один жир. На что надеешься, старый крокодил?

Утомленный любовной близостью с Томирис, Антигон тем не менее в эту ночь также не сомкнул глаз. После возвращения в Карт-Хадашт он вообще еще ни разу не спал здоровым крепким сном. Видимо, для душевного спокойствия ему не хватало изнурительных тягот и лишений походной жизни. Возможно, тело его недостаточно уставало, а мозг был недостаточно загружен. Он лежал, вслушиваясь в звуки ночи, ровное дыхание Томирис, тихое поскрипывание половиц и ложа. Где-то внизу шуршали мыши. В комнате пахло вином, кухней и паленым деревом. И еще здесь присутствовал тяжелый, режущий ноздри аромат душистой воды, в которую Ганнон прямо-таки окунался с головой и которой щедро пропитывал свои многочисленные одежды. Антигон брезгливо поморщился — все-таки, наверное, не стоило хлопать пуна по плечу.

Когда замолкли крики ночных птиц, а край обитой кожей занавески порозовел от первых солнечных лучей, грек вдруг понял причину своей затянувшейся бессонницы. Вероятно, он нечаянно сделал резкое движение, Томирис мгновенно проснулась и взглянула на него ясными, совершенно не припухшими со сна глазами.

— Что случилось?

— Ничего страшного, о несравненная и милостивая царица Кипра, — он ласково потрепал ее по щеке. — Просто вдруг нашло озарение.

— Нельзя ли подробнее?

— Почти два года я провел в армии Ганнибала, — медленно, с явной неохотой начал Антигон, — и видел, какие муки терпят тысячи людей ради того, чтобы мой родной город по-прежнему оставался богатым и свободным. Но после возвращения я вдруг стал ненавидеть его. А ведь это мой город.

Томирис чуть наклонилась, коснулась кончиком языка его груди, как бы ставя на ней тайный знак, и пробормотала словно про себя:

— Любовь способна утолить жажду ненависти.

Она потянулась всем телом и крепко прижалась к нему.

Ранним утром они вышли из дома, чтобы где-нибудь позавтракать. На улице Томирис остановилась и осторожно взяла его под руку.

— Я могу на несколько дней отложить свой отъезд, если ты покажешь мне свой город. Согласен?

Антигон мельком взглянул на серое зимнее небо. Скоро сильный северный ветер разметет облака, и оно вновь засверкает холодной голубизной.

— Охотно, владычица морей.

— Это один из древнейших городов Ойкумены, а сейчас, вероятно, еще величайший и богатейший. — Она отпустила его руку. — Нужно как можно больше узнать о нем. И потом, мне интересно, почему ты раньше так любил его, а теперь так ненавидишь.

— Уж не знаю, кто посоветовал тебе вчера зайти в мой банк. — Антигон положил руки на крепкие плечи киприотки и в упор посмотрел на нее, — Во всяком случае, я чрезвычайно признателен ему за это. Пойдем.

Через путаные узкие улочки они вышли к тщательно охраняемому входу в Кофон. Ни один из чужеземных купцов не имел права заходить туда, но для владельца «Песчаного банка» и друга Баркидов, как всегда, сделали исключение. В торговом раду они зашли в таверну, которая, похоже, никогда не закрывалась, и с удовольствием закусили свежей рыбой. Киприотка внимательно рассматривала мускулистые тела носильщиков, выясняла значение амулетов и отметила, что почти никто не пытался умилостивить богов, плеснув на землю из кружки с горячим пивом.

— Поразительно! — Они как раз остановились у лавки прядильщика канатов. За открытой дверью четверо мужчин и две женщины стремительно кромсали, резали и сплетали длинные плотные нити. Все они были одеты в фартуки, короткие туники и сандалии. — Просто поразительно, — повторила она, — и очень непривычно.

— А вот здесь тянутся лавки торговцев благовониями. — Антигон повел Томирис дальше, держа ее за локоть. — Некоторые из них принадлежат нашему банку. Почему непривычно?

— Я, видимо, неправильно выразилась. Я ожидала увидеть совсем другое. У меня ощущение, что все рассказы о нравах Кархедона — лишь нелепые выдумки.

— Что ты имеешь в виду? Одежду? Женщин в мастерских? Я знаю, у вас там можно встретить только мужчин.

— Да все. Считается, что вы истово поклоняетесь своим богам и чуть ли не приносите им человеческие жертвы, а я вижу, что гость таверны ради их милости и капли пива не пожертвует. По слухам, пуны даже в жару кутаются в длинные плащи, а они, оказывается, зимой носят легкие туники. Странно, очень странно.

В северном конце гавани Антигон привлек киприотку к себе и заговорщицки прошептал:

— А сейчас я хочу показать тебе нечто особенное.

— Что именно?

— Это даже простым пунам запрещено видеть.

Они поравнялись со зданием «Песчаного банка». Дверь была распахнута, и Бостар, о чем-то оживленно разговаривавший в помещении для клиентов с бородатым моряком, чуть повернул голову в их сторону и безнадежно махнул рукой.

— Что он хотел этим сказать?

— Если я правильно понял, — спокойно ответил Антигон, — он полагает, что мне следует заняться делами, а не бродить по городу с незнакомыми ему женщинами.