Ганс и Грета

– Послушайте, хозяинъ, – сказалъ Гансъ, пристально смотря булочнику въ глаза, – вамъ нечего продолжать, вы хорошо знаете, что меня никто не хотлъ нанять, кром Якова Кернера, у котораго я самъ не хочу служить; да къ тому же вамъ извстно, что мн не хочется уходить отсюда, иначе я и не подумалъ-бы наняться у кого-нибудь изъ васъ. Поэтому то вы и предлагаете мн десятью талерами меньше, чмъ обыкновенно дается порядочному работнику; но вы не ошиблись въ расчет; я поступлю къ вамъ, только не думайте, что меня можно провести и что я этого не замчу.

Заплывшіе глазки булочника заблистали, когда онъ подумалъ: поступишь ли ты ко мн по доброй воле или нтъ, мне все равно. Но онъ не высказалъ этой мысли, а продолжалъ свою рчь, какъ будто Гансъ согласился безъ всякихъ оговорокъ. – Ну такъ ты завтра же можешь начать работу.

– Да, вотъ что я еще хотлъ сказать, Гансъ: тебе нельзя будетъ ночевать у меня, и Августа некуда было поместить, да и съ моими двушками не затевай никакихъ шашней, если хочешь, чтобъ мы остались друзьями.

– Вы говорите, словно вы уже мой хозяинъ, – сказалъ Гансъ.

Булочникъ будто опять не разслышалъ, или слышалъ что-нибудь другое.

– Хорошо, Гансъ, – сказалъ онъ, – вотъ теб и задатокъ.

Онъ вынулъ талеръ изъ кармана жилета и положилъ его передъ Гансомъ на столъ.

Гансъ задумчиво посмотрелъ на талеръ и, внезапно решившись, сунулъ его въ карманъ; потомъ протянулъ руку булочнику и сказалъ:

– Я не хочу лгать, говоря, что охотно поступаю къ вамъ; но вамъ отъ этого будетъ не хуже; я буду работать усердно и вамъ не придется на меня жаловаться. А если вамъ что не понравится, скажите прямо; я парень не злой и перенесу замчаніе; но только помните, что когда чаша полна, она бежитъ черезъ край.

– Хорошо, Гансъ, – сказалъ булочникъ, – а теперь пойдемъ ко мне! я покажу тебе, съ чего завтра начать работу.

IV.

И такъ Гансъ получилъ мсто въ деревн, вблизи своей Греты. Онъ былъ такъ доволенъ этимъ, что ему не трудно было оставаться врнымъ своему характеру и на все смотрть съ хорошей стороны; да и самая работа способствовала этому. Господину Гейнцу принадлежалъ на гор, недалеко отъ Ландграфскаго ущелья, значительный участокъ лса, изъ котораго онъ ежегодно вырубалъ себ порядочную часть на дрова. Большая часть деревьевъ, предназначенныхъ на ныншній годъ, была срублена и распилена на бревна; оставалось срубить и распилить еще нсколько деревьевъ и потомъ свезти все въ деревню. На эту работу требовался сильный, смлый человкъ; таковъ именно и былъ Гансъ. Онъ самъ хорошо это зналъ, и могъ теперь каждый день примнять къ длу свою силу и смлость, оттого ему и было теперь такъ легко на сердц, какъ еще ни разу не бывало – во время двухгодичной солдатской службы, хотя онъ и охотно справлялъ ее. Но еще больше работы, нравилось ему, что онъ могъ цлые дни проводить въ лсу. Лсъ съ дтства привлекалъ его. Еще когда онъ не былъ долговязымъ Гансомъ, а маленькимъ мальчикомъ, для него не было большего удовольствія, какъ просиживать цлые дни въ лсу. Не было ему и восьми лтъ, а онъ уже зналъ каждую дорожку, каждую тропинку въ горахъ; зналъ гд больше всего родится брусники и черники, – где лучше ежевика и шиповникъ, гд надо искать опенокъ и другихъ грибовъ, зналъ разныя лкарственныя травы, употребляемыя крестьянами, и за которыя аптекарь давалъ хорошія деньги. Нсколько лтъ позже онъ пристрастился къ птицамъ; во всемъ околодк не было птицелова искусне десятилтняго Ганса, потомъ пришла очередь четвероногихъ, и ни одинъ лсникъ не зналъ такъ хорошо, какъ Гансъ, где остановились олени, где они сбросили рога, где наверняка можно было убить на стоянке одного или несколькихъ зайцевъ, и где хитрая лиса играла на солнышке передъ норой съ своимъ молодымъ потомствомъ. Это къ мальчику перешло отъ отца, говорили вс: жаль, что старый негодяй и сына делаетъ браконьеромъ.

Но такъ далеко дело не заходило. Отецъ передалъ сыну страсть къ лесу и охот, даже смастерилъ ему самострлъ, изъ котораго Гансъ билъ воробьевъ, но онъ не бралъ мальчика съ собой на свои ночныя прогулки. Да кроме того, никто не могъ доказать, что отецъ Ганса дйствительно былъ браконьеръ, какъ часто къ нему ни придирались и какъ долго – иногда по цлымъ мсяцамъ, – онъ ни высиживалъ подъ арестомъ. Наконецъ онъ сталъ пить, и тогда вс перестали преслдовать несчастнаго старика за то, что онъ въ лунныя ночи стрелялъ въ горахъ изъ своей винтовки. Гансъ часто припоминалъ все это за работой, или разложивъ передъ собою на ствол дерева свой завтракъ – хлбъ съ саломъ – и прихлебывая изъ бутылки съ водкой.

Ахъ, водочка, водочка! Ты одна довела старика до могилы! И Гансъ ршился остерегаться бутылки, тмъ боле, что очень хорошо зналъ свою склонность хлебнуть иной разъ лишнее. Ну, говорилъ Гансъ, теперь меня никто въ этомъ не упрекнетъ; мн совстно было бы показаться на глаза Грет; а ужь оленей я, конечно, и пальцемъ не трону!