Ганс и Грета

Но мастеръ Гейнцъ былъ человкъ опытный и не обращалъ вниманія на сплетни, когда он ему не мшали. Онъ ршилъ, что Гансъ вполне подходящій человкъ для его Анны, и потому сегодня былъ особенно ласковъ съ нимъ и повелъ длинный разговоръ о лс и о пятигодовалой блой лошади, которую онъ купилъ вчера въ Шварценбах, такъ какъ тяжелая работа становится не подъ силу буланому.

Впродолженіе всего этого времени Гансъ стоялъ какъ на угольяхъ; уже пробилъ часъ, когда Грета должна была ожидать его у пруда подъ тополями, и Гансъ боялся, что не застанетъ ее, если еще промедлитъ. Онъ звнулъ раза два, сдлалъ видъ, будто изнемогаетъ отъ усталости, и наконецъ попрощался со всми, не обращая внпманія на насмешки Анны, которая спросила его, не связать ли ему къ Рождеству ночной колпачокъ?

Гансъ медленно пошелъ по улице до своего дома; здсь онъ внимательно оглядлся и повернулъ въ узенькій переулокъ, между своимъ домомъ и амбаромъ булочника, прямо къ пруду. Тамъ онъ, почти неслышно крадучись отъ дерева къ дереву, обогнулъ половину пруда и добрался наконецъ до мста, где Грета обыкновенно дожидалась его.-

Греты еще не было; но въ кухн у школьнаго учителя светился огонекъ, а это былъ знакъ, что Грета еще, можетъ быть, выйдетъ. Гансъ слъ на пень и сталъ смотреть на огонекъ, прислушиваясь къ малйшему шороху.

Вечеръ былъ такой темный, какой только можетъ быть въ начал октября. На неб не было ни одной звздочки, втеръ завывалъ въ сухихъ листьяхъ тополей. Иногда раздавался лай собаки, или мычаніе коровы въ стойл; въ Ландграфскомъ ущельи шумлъ лсъ, а у ногъ Ганса журчалъ ручей.

Гансъ слышалъ все это своимъ чуткимъ ухомъ; иногда онъ вставалъ, потому что ему чудились легкіе шаги Греты; но это только кружились листья по земле. Наконецъ отъ напряженія его веки отяжелели; онъ слышалъ только журчаніе воды, но и то все глуше; голова его опустилась на грудь и онъ заснулъ.

Ему снилось, что онъ опять въ лсу, а Грета выглядываетъ изъ за сосенъ. Онъ позвалъ ее, она отвчала ему: Приди самъ! Онъ бросился къ ней, она убжала отъ него, и чмъ скоре онъ бежалъ, тмъ скорее скрывалась она за соснами; вотъ онъ почти уже настигъ ее; но въ ту самую минуту, какъ онъ уже готовъ схватить ее, Грета исчезаетъ, а на ея мсто является Клаусъ съ своею телжкою, запряженной собаками. Телжка его покрыта толстымъ полотномъ. Оно въ крови. Что тамъ у тебя? спрашиваетъ Гансъ. Рдкій товаръ, говоритъ Клаусъ и снимаетъ покрышку. Въ телжк лежитъ статный олень: пуля попала ему подъ лопатку; а подле оленя – прекрасная винтовка отца. Эта винтовка моя! говоритъ Гансъ и схватываетъ ее. Ого, говорить старикъ, не торопись! и отталкиваетъ Ганса. Гансъ снова хватается за ружье, старикъ тянетъ его въ свою сторону, курокъ спускается, и Гансъ вдругъ видитъ себя сидящимъ около того самаго пня, гд ожидалъ Грету; онъ протираетъ себ глаза.

Странный сонъ! сказалъ онъ. Но вдь это былъ въ самомъ дл выстрлъ; это не обманъ слуха. Выстрлъ раздался въ Ландграфскомъ ущельи, должно быть, на правой сторон его, потому что эхо отразилось отъ утеса влво. У Ганса занялось дыханіе. Ему почудились шаги въ Ландграфскомъ ущельи. Онъ не могъ видть, но, по быстрот прыжковъ и сил, узналъ, что бжитъ большой олень. Камни съ шумомъ скатывались внизъ, и одинъ изъ нихъ упалъ прямо къ ногамъ Ганса. Потомъ все снова затихло.

Гансъ вздрогнулъ отъ холода и страха. Сонъ и ночная охота – все перепуталось у него въ голов; ему казалось, что вотъ-вотъ изъ-за тополей появится Клаусъ.

Онъ боязливо оглянулся; серпъ мсяця показался изъ-за горъ, среди черныхъ движущихся облаковъ. Вроятно было уже далеко за полночь. Огонь въ кухн Греты погасъ. Гансъ побжалъ, будто за нимъ гнались, мимо пруда къ своему дому, прокрался, какъ воръ, по гнилой лстниц въ свою каморку и, накрывшись одяломъ, сталъ читать: «Отче нашъ», чего давно съ нимъ не случалось.

V.

Гансъ не находилъ причинъ жаловаться на свое мсто и былъ бы совершенно счастливъ, если бъ могъ чаще видться и разговаривать съ Гретой. Грета пережила въ это время не мало горя. Отецъ вышелъ изъ себя, когда Гансу, противъ ожиданія, удалось найти место въ деревн, да еще у такого почтеннаго человека, какъ булочникъ Гейнцъ.

Онъ отзывался о Ганс съ ядовитой злобой. Грета не осмливалась противоречить отцу, и безъ того болзненному и желчному. Но слушать эти речи: о блудномъ сыне, о сорной трав, которую слдуетъ вырвать и бросить въ печь, о паршивой овц, портящей все стадо, было ей страшно тяжело, особенно, когда г. пасторъ вторилъ отцу. Г. пасторъ былъ молодой человкъ и только недавно поселился въ деревн. Онъ былъ очень некрасивъ собой, худъ и кривобокъ, имлъ всего одинъ глазъ и носилъ большіе синіе очки; за то г. пасторъ былъ ревностный проповдникъ. Ужасно было видеть и слышать, когда онъ, по воскресеньямъ, стоя на кафедр, выражалъ свой жаръ, размахивая руками въ воздух и ударяя кулаками по пюпитру, и самымъ высокимъ дискантомъ говорилъ о вчныхъ мукахъ. Онъ ввелъ новые часы молитвъ и не хотлъ знать ни о какихъ развлеченіахъ, который вс боле или мене выдуманы дьяволомъ.