Не зная еще Ганса, пасторъ уже возненавидлъ его за то, что тотъ былъ запвалой и коноводомъ на праздник парней. Грета должна была присутствовать на всхъ службахъ и, вообще, часто бывала въ дом пастора – у пасторши, еще молодой, но блдной и грустной женщины, не мене своего супруга благочестивой и нетерпимой въ религіозномъ отношеніи. Грета такъ много наслышалась тамъ о грхахъ и порочности свта, что иногда не понимала, какъ еще солнце ей свтитъ, когда такой дурной человкъ, какимъ выставляли Ганса, не смотря на то, что его такъ бранятъ другіе, становится ей все миле? Они старались уничтожить любовь этого добраго, чистаго созданія! Но неужели она покинетъ Ганса, котораго никто не любитъ и не защищаетъ? Она часто допрашивала его: правда ли, что вечеромъ, играя съ парнями въ кегли, онъ такъ напивался и шумлъ, что становилось совстно всякому порядочному крестьянину? – правда ли, что онъ бгаетъ за всми двушками и общалъ жениться на Христин изъ шинка и на булочниц Анн? – правда ли, что онъ такъ дурно работаетъ и такъ лнивъ, что булочникъ хочетъ отказать ему? – правда ли, что онъ нарисовалъ страшнаго дракона съ огненнымъ языкомъ на двери Юргена Дитриха, жена котораго выгнала его изъ дому? Гансъ на вс эти вопросы отвчалъ убдительнымъ «нтъ» и клялся и божился, что все это чистйшая ложь; только на послднемъ отвт онъ запнулся, потомъ засмялся и хотлъ поцлуемъ зажать ротъ Грет; но когда она не позволила себя поцловать и заплакала, то онъ сердито сказалъ: «Ну да, я нарисовалъ на дверяхъ старой ведьмы ея портретъ, такъ ей и надо! Но если бъ я зналъ, что это такъ опечалить тебя, то наврное не сдлалъ бы этого и, конечно, со мной ничего подобнаго впредь не случится.» Когда Гансу посл этого показалось, что Грета достаточно уже выспросила его, онъ съ своей стороны началъ издалека разузнавать о длахъ ея и шутя сталъ дразнить ее Яковомъ Кернеромъ. Онъ частенько таки наведывается къ ея отцу, а къ такому парню, какъ Кернеръ, каждая двушка должна благоволить. Конечно, въ полку Ганса, Яковъ Кернеръ былъ бы только лвымъ флигельманомъ въ третьей шеренг двнадцатой роты; но малъ золотникъ, да дорогъ, говоритъ пословица; да и кубышка у Якова Кернера набита червонцами! Это тоже что-нибудь да значитъ! Грета всегда сердилась на Ганса, когда онъ говорилъ ей такіе пустяки; вдь онъ знаетъ, что она общала оставаться врной ему, и скоре бросится въ прудъ, нежели выйдетъ за другаго. Если же онъ ей не вритъ и своимъ недовріемъ еще более отравляетъ ея жизнь, то ей остается только сейчасъ же утопиться!
Не скоро удалось Гансу успокоить Грету поцлуями и ласковыми рчами.
Недаромъ разспрашивалъ Гансъ; охотничье чутье его не обманывало. Г. Яковъ Кернеръ еще настойчиве прежняго ухаживалъ за Гретой; но длалъ это, какъ подобаетъ солидному человку, тихо, осторожно, и обращался въ этомъ щекотливомъ дл боле къ отцу, нежели къ дочери. Онъ жаловался старику, что не въ состояніи справиться съ своимъ большимъ хозяйствомъ безъ помощи молодой, домовитой хозяйки, какой современемъ общала сдлаться Грета, и потомъ мимоходомъ спрашивалъ: дйствительно ли школьный учитель желаетъ купить лужокъ рядомъ съ своимъ лугомъ; онъ, Яковъ Кернеръ, всегда готовъ услужить другу и дешево уступить эти нсколько десятинъ. У него и безъ нихъ останется довольно земли, – онъ человкъ скромный въ своихъ требованіяхъ и съ нимъ легко сторговаться. Пусть г. школьный учитель все обдумаетъ, дло не спшное, а Кернеръ уметъ ждать. Г. школьный учитель обдумалъ это дло и ршилъ, что вышеупомянутый лужокъ нельзя продать дешевле того, что проситъ съ него Кернеръ; но если бъ Грета вышла за Якова, ему и покупать этой земли не было бы надобности; все бы у нихъ было общее – вдь Грета его единственная дочь. Г. Яковъ Кернеръ, должно быть, смотрлъ на дло съ той же точки зрнія и, кажется только изъ осторожности не высказывался; поэтому школьный учитель счелъ своимъ долгомъ ободрить его. Именно въ тотъ вечеръ, когда Гансъ понапрасну прождалъ Грету у пруда, школьный учитель навелъ разговоръ на эту тему къ великому горю молодой девушки. Она пришла въ совершенное отчаяніе, когда, не предвидя конца совщанію, ей пришлось, убравъ все въ дом, снять лампу съ кухоннаго окна и присоединиться къ собесдникамъ. Тутъ тихій разговоръ, продолжавшійся такъ долго, оборвался и принялъ оборотъ, который мене всего могъ вознаградить Грету за несостоявшееся свиданіе.