Не удивительно, что маленькія деревенскія дети съ воемъ побжали прочь, а т, которыя были побольше, закричали, какъ сумасшедшіе. Собаки Клауса стали рваться изъ своей упряжи, стараясь схватить чудовище и яростно лая, между тмъ какъ самъ Клаусъ сердито ворчалъ на нихъ. Стая гусей съ громкимъ крикомъ поднялась и опустилась на ручей, протекавшій по другую сторону деревенской улицы; двушки завизжали, парни, шедшіе за «сборщиками», загикали, музыканты заиграли на трубахъ и флейтахъ – произошелъ такой адскій шумъ, что все жители сосднихъ домовъ побжали къ дверямъ и окнамъ, чтобъ посмотреть на проходившую процессію.
Она потянулась по деревенской улиц; но не смотря на старанія каждаго изъ парней привлечь на себя вниманіе крикомъ, гикомъ и размахиванімъ шапки, не смотря на смшные прыжки человка съ козлиной бородой и важную осанку его товарища съ бородой изъ стружекъ, – всеобщій интересъ сосредоточивался на великане въ женскомъ плать; и надо отдать ему справедливость, онъ отлично исполнялъ свою роль. То шелъ онъ маленькими шажками, какъ деревенская двушка, которой не хочется запачкать своихъ праздничныхъ башмаковъ на грязной дорог, то выступалъ гордо, обмахиваясь веромъ и жеманясь, какъ городская дама, посылая направо и налво нжные поцлуи двушкамъ, то вдругъ принималъ степенный видъ, будто шелъ въ церковь, а когда на пути попадалась канавка, онъ жеманно большимъ и указательнымъ пальцами приподнималъ платье спереди и показывалъ длинныя ноги, одтыя въ солдатскія панталоны.
– Все тотъ-же! – сказалъ, стоя передъ дверью и засунувъ, по обыкновенію, руки въ карманы, булочникъ Гейнцъ своему сосду купцу Вейземейеру, котораго шумъ тоже привлекъ изъ-за прилавка.
– Да, все тотъ-же, – отвчалъ г-нъ Вейземейеръ, маленькій, худенькій человкъ, – все тотъ-же весельчакъ, тотъ-же весельчакъ!
Но г. Вейземейеръ сказалъ это вовсе не веселымъ голосомъ, во-первыхъ, потому что былъ вообще меланхолическаго темперамента, а во-вторыхъ, ему вдругъ показалось, что Гансъ одинъ можетъ състь вс прекрасныя вещи, стоявшія на стол и предназначенныя для «сборщиковъ».
– Они зайдутъ прежде всхъ къ вамъ, сосдъ, – сказалъ булочникъ.
– Да, да, вроятно, – сказалъ г. Вейземейеръ.
Дйствительно, процессія переходила черезъ ручей по узенькому мостику прямо къ дому г. Вейземейера. Поднялся страшный крикъ и гамъ, когда Гансъ, вмсто того, чтобъ идти по мосту, однимъ прыжкомъ перескочилъ черезъ ручей, причемъ женское его одяніе далеко развевалось по втру – и очутился около г. Вейземейера, который въ ужас отступилъ на нсколько шаговъ. Булочникъ же между тмъ улыбнулся своими толстыми, покрытыми мукой, губами, и спросилъ:
– Еще чортъ не унесъ тебя, Гансъ?
Гансъ, вмсто отвта, сдлалъ низкій книксенъ и преобразилъ свое красивое лицо въ рожу самаго отъявленнаго ханжи.
– Ну, такъ когда же это будетъ, Гансъ? – сказалъ снова булочникъ.
– Тогда, когда вы станете печь самыя большія булки въ околодк, – сказалъ Гансъ и прислъ еще ниже.
Булочникъ бросилъ на него злобный взглядъ, но тутъ подоспли другіе парни и вс направились въ домъ купца. Г. Вейземейеръ послдовалъ за сборщиками и съ кислой миной смотрлъ, потирая руки (желая этимъ выразить свое удовольствіе и гостепріимство), какъ парни укладывали въ мшки со стола провизію, которой было не особенно много.
– Ты останешься у насъ, Гансъ? – спросилъ г. Вейземейеръ.
– Не думаю, – возразилъ Гансъ, кладя въ мшокъ тощій окорокъ. – Свиньи здсь слишкомъ костлявы.
Съ этими словами грубіянъ перекинулъ свой мшокъ черезъ плечо и, выходя изъ дому, сдлалъ видъ, будто изнемогаетъ подъ тяжестью, что вызвало новый крикъ и смхъ со стороны собравшихся на улиц. Такъ отправились они опять по деревн, изъ дому въ домъ. Толпа, сопровождавшая ихъ, увеличивалась и крикъ и смхъ становились все громче, а прыжки и штуки Ганса все забавне. Когда вс думали, что запасъ его остроумія истощился, онъ вдругъ выкидывалъ новую штуку, еще смшне прежнихъ.
Они обошли всю деревню и на возвратномъ пути уже почти дошли до шинка, какъ вдругъ одинъ изъ парней крикнулъ:
– Теперь пойдемъ къ школьному учителю!
– Да, да, къ школьному учителю! – закричали вс въ одинъ голосъ.
Школьный учитель, онъ же и кистеръ [1]
, Зельбицъ получилъ въ приданое за покойной женой клочокъ земли и самъ обработывалъ его, почему и можно было причислить его къ крестьянамъ. Каждый годъ сборщики посещали его наравн съ другими обывателями; но Гансъ, бывшій сильно навесел и, за минуту передъ тмъ, коноводъ веселой комнаніи, вдругъ затихъ и сказалъ серьезно:– Я не пойду туда.
– Ты долженъ идти, долженъ! – кричали со всхъ сторонъ.
– Не хочу, – сказалъ Гансъ.
– Онъ боится розги учителя! – закричалъ какой-то острякъ.
– Боится своего опекуна! – сказалъ другой.
– Или черныхъ глазъ Греты! – прибавилъ третій.
Гансъ стоялъ, бросая такіе свирпые взгляды на дразнившихъ его, какъ будто ему хотлось поколотить ихъ; вдругъ онъ, однимъ взмахомъ, вскинулъ на плечи полный и тяжелый мшокъ, который было поставилъ передъ собой на землю и сказалъ сквозь зубы:
– Такъ вотъ какъ? Ну, пойдемте!