Ганс и Грета

И съ новымъ шумомъ они повернули въ узкій переулокъ. Справа и слва передъ ними были два пруда – большой и маленькій, а за ними стояло еще нсколько домовъ. Первый былъ домъ школьнаго учителя. Дале позади его, въ сторон отъ деревни, на холм, была церковь, а вблизи ея – кладбище и домъ пастора, осненный высокими липами и тополями. Гансъ, на своихъ длинныхъ ногахъ, такъ быстро шелъ впереди, что другіе только рысью могли поспвать за нимъ. Это еще боле увеличивало всеобщую веселость.

Дочь школьнаго учителя Грета стояла въ саду, прислушиваясь къ шуму; но увидя приближавшуюся буйную толпу, она бросилась въ комнату, гд еще стоялъ накрытый обденный столъ, а отецъ ея, сидя за другимъ столомъ у окна, съ важностью разлиневывалъ толстую книгу.

Школьный учитель былъ пожилой человкъ съ длиннымъ худымъ лицомъ, казавшимся еще длинне отъ его лысой макушки. Его брови были всегда подняты, а углы беззубаго рта опущены, что придавало ему очень строгій и угрюмый видъ, особенно въ настоящую минуту, когда онъ, сердясь на непрошенныхъ посетителей, обратился къ дочери и закричалъ рзкимъ голосомъ:

– Такъ они все таки идутъ сюда? Тунеядцы, пьяницы!

– Да, батюшка, – робко возразила девушка. Она бросила боязливый взглядъ на столъ, и въ настоящую минуту ей еще тяжеле было смотрть на его бдное убранство; но она не осмлилась сдлать того, что хотла сначала, т. е. попросить отца прибавить еще что-нибудь, нсколько колбасъ или хлъбовъ. Она знала, что строгій отецъ этого не позволитъ.

– Тунеядцы, пьяницы! – повторилъ старикъ, всталъ, захлопнулъ книгу, заткнулъ перо за правое ухо и пошелъ къ двери, чтобы сразу унять пришедшихъ парней. Но если таково было намреніе старика, то онъ жестоко ошибся. Каждый изъ парней въ свое время не рдко чувствовалъ на своей спин трость учителя и это воспоминаніе, вмст съ строгою наружностью старика, сдерживало обыкновенно даже самыхъ дерзкихъ изъ нихъ; но сегодня, подъ предводительствомъ Ганса, они сильно раскутились и хотли доказать, что уже не боятся розги и умютъ вознаградить себя за свой прежній страхъ. Когда г. Зельбицъ появился на порог, раздался оглушительный виватъ: да здравствуетъ господинъ школьный учитель и его дочка Грета! Стоявшіе сзади напирали на переднихъ, такъ что длиннаго Ганса и двухъ другихъ сборщиковъ вмст съ полдюжиною парней почти силой втолкнули въ сни, а изъ сней въ комнату, куда отступилъ поблднвшій г. Зельбицъ. Въ комнат парни набросились на столъ и совали все, что попадалось, въ мшки. Одинъ Гансъ не трогалъ ничего; видъ его былъ очень смшонъ въ эту минуту: отъ женскаго платья, посл прогулки по деревн, остались одни клочья. Онъ стоялъ и пристально смотрлъ на Грету, которая, скрывая свою досаду, смясь и шутя, помогала парнямъ убирать со стола, до тхъ поръ, пока одинъ изъ нихъ не крикнулъ ей:

– Ну, а какъ теб нравится Гансъ, Грета? Вдь хорошъ, не правда ли? – и съ этими словами указалъ на Ганса.

Грета въ первый разъ взглянула на странную фигуру. Улыбка замерла на ея устахъ. Она поблднла, какъ полотно, и съ крикомъ ужаса уронила на полъ хлбъ, который держала въ рукахъ. Гансъ поблднлъ не мене ея, когда она взглянула на него. Глаза его дико вращались, какъ будто онъ боялся, что стны обрушатся на него! Не успла еще Грета придти въ себя отъ ужаса, а испуганный школьный учитель не могъ произнести ни слова, какъ Гансъ бросился изъ комнаты въ сни и на улицу, а за нимъ послдовала и вся буйная толпа. Они широко распахнули дверь. Зельбицъ захлопнулъ ее такъ, что все кругомъ затряслось, потомъ подошелъ къ дочери, которая все еще стояла блдная съ полуоткрытымъ ртомъ и безсильно опущенными руками передъ упавшимъ на полъ хлбомъ, и сказалъ:

– Ну, Грета, вотъ возвратился твой милый Гансъ, хорошо ты его приняла, нечего сказать!

Грета нагнулась, чтобы поднять хлбъ и положить его на столъ. Она ничего не сказала.

Гнвъ старика казалось еще увеличился отъ молчанія дочери.

– Съ сегодняшняго дня ты боле не знакома съ этимъ негодяемъ; не смй говорить съ нимъ ни слова, если онъ вздумаетъ остаться здсь; ни слова, слышишь ли?

– Но, батюшка, – сказала двушка, блдныя щеки которой вдругъ покрылись яркимъ румянцемъ, – вдь вы опекунъ Ганса, онъ родной племянникъ покойной матушки!

– Какъ я сказалъ, такъ и будетъ, – закричалъ старикъ, – мн до него нтъ никакого дла и ты не должна съ нимъ связываться, иначе я тебя и знать не хочу! Понимаешь?

Онъ снялъ домашній сюртукъ, надлъ другой, грубо оттолкнувъ дочь, которая хотла ему помочь въ этомъ, сорвалъ съ гвоздя шляпу съ широкими полями, крикнулъ еще разъ, уже стоя на порог: понимаешь? и вышелъ изъ дому, по дорог къ дому пастора.

Грета, должно быть, слишкомъ хорошо поняла отца, потому что, когда темная фигура его мелькнула подъ окнами, она опустилась на стулъ, подняла кончикъ передника къ глазамъ и горько заплакала.

II.