Гапландия

— Одни раз меня Ермес отправил на встречу в честь пятого сентября. Я испугался, меня расколют, говорю. Ты, он приказал, как бы из десятой роты, адъютант. Никто, таким образом, не придерется, они все погибли. Я ордена прицепил, пошел…

— Ни кринжа, ни совести.

— Не сказал бы. Все-таки с неловкостью. Не в этом суть. Пообщался с ветеранами пятого-девятого и о-о! — Вжик разломал очередную зубочистку. — Знаешь, Алек! Чедра — абсолютный фейк.

— Бифштекс заказать? Развезло тебя.

— Я их видел своими глазами, слышал своими ушами. Самые достоверные рассказы очевидцев. Наши вошли в Чедру, встали. Пустошь, сушь и тишина. Тоска. Что делать? Перепились и друг друга постреляли. А кочевники так и не пришли.

Ну такое… Я читал: «Победы в Чедре не было». Автор — Бодрый Ярик, корифей в те времена, миллиарды подписок, а потом налепил глупостей, заявлений против общего дела. Клауфилы отписались, Корифей низвергнут. Единственный случай на моей памяти, когда блогер такого уровня совершенно бесславно падает. Справедливо. Кто будет терпеть в наших рядах симпатизанта чедров? А Бодрый так и писал, что чедрский народ, живущий в единении с природой, не интересуется захватом оцифрованных мегаполисов, они кочуют себе и никого не трогают. Угроза была выдумана в Госпроме, операция разработана в ЦК, нашего вторжения враги, дескать, не заметили по причине отсутствия в Чедре государственных институтов, которым можно было бы объявить войну. Чушь, но такая… нетривиальная, цепляющая. И плюс сосредоточенный сарказм.

— Госпром, это такая контора, такая, о-о, — причитал Паша. — Государственный Промоушен. Они — это все, что есть. Они говорят, как говорить, и думаем мы, как придумал Госпром. Даже когда кто-то думает против Системы, это тоже формирует Госпром. Цензурный комитет, Служба опеки — его верные псы. Офф-чарки.

— Поднимем чарки, — сказал я, поднимая стакан. — За Систему.

— За Систему, — согласился Вжик. — Хоть мне она и не сильно нравится. Исключительно как математику. Как неверное решение не нравится.

Зазвучал хит нынешней весны. «Убей ублюдка! Убей ублюдка, в себе ублюдка убей…». За дальним столиком стала подпевать корпулентная дама с испитым лицом.

— Систему создавали не дураки, — сказал я, вытирая губы. — Предки знали, что делали.

— Да что вы все: предки, предки, — проворчал Паша. А меня задел пренебрежительный тон. — Если они и не кретины, что не доказано, — тут меня еще больше задело. — То Система, созданная сто лет назад, не обязательно эффективна сегодня. И она не эффективна. Предки, предки.

— Это не твое… — я давил в себе злость, как пузырчатой пленкой щелкал. — Не нашего ума дела, Паша. Система работает. Все довольны.

— А гедеоны, а чиэсы? Ублюдки те же, они против.

— Флуктуации. Ты сам вывел четырнадцать миллионных.

— Не всем апатия по сердцу.

— Это у меня апатия?!

— У всех. Это наследственное.

— Не хочу я тебя слушать! Победы предков…

— Приведи пример!

— Они были!!

— Мудачье твои предки. Мудаки и консервы. А мы — то? Мы-то даже не «кон», а дословные…

Баскетбольным мячом в лицо! Наотмашь! Убийственно! Так громыхнула ярость. Я выплеснул стакан на грудь урода. И бросил следом. Бокал ударил в лоб человека. Человека?! Мрази!

Я встал и стремительно пошел к выходу. С таким общаться — никогда! Ах да, забыл. Вернулся к барной стойке, заплатил. Почему-то оглянулся. Паша сидел, сгорбившись; жалкий, побитый. Кажется, плачет.

Взял еще на вынос бутылочку ноль пять. Встреча выпускников! Пиздеж академический, а в реале — вражеский голос. Зачем я к нему подходил вообще?

2

Спал я крепко, но прерывисто, раз пять вставал в туалет и воды попить. Утром настроение — козел. Я с тяжелой головой пошел на кухню, здесь пахло поджаренным хлебом. Надо выпить крепкого кофе, чтобы прийти в крепкую форму. Супруга мастырила завтрак. Долгие годы я ее к готовке приучал — сопротивлялась, она из феминистического дома. Можно было двадцать лет назад выбрать другую для брака, но с Нормой мы лучше совпали в анатомическом плане. Тютелька в тютельку, как говорили великие предки. Предки… Тьфу! Вспомнилось вчерашнее безобразие, поплохело.

— Я вчера несколько перебрал, — говорю.

— Там не несколько, — щерится Норма беззлобно. — Кофею навези и помойся, псиной пропах.

Правильно. Это я вчера во дворе общался со знакомой собакой. Пожаловался ей, а она говорит — не переживай, ты не отвечаешь за бывших одноклассников, хватает дебилов среди клауфилов. Милый, все понимающий пес. Или сука, я не разбираюсь.

Сел за стол, Норма поставила передо мной дымящуюся чашечку.

— Предложение интересное прислали, — она помахала телефоном, как бы взбалтывая интересное предложение. — По поводу образования, чтобы уже сейчас Давида записать. Через три года как раз очередь подойдет.

— Куда?

— Курсы кунилингуса.

— Ну запиши. Ремесло всегда пригодится. Дорого?

Появляется Борис, энергичный, как павиан. Нескладный, шарнирный, угловатый, он кружит по кухне сверкающей шестеренкой.

— А вы все о деньгах, да?! — кричит он радостно. — Кто о чем, а родаки о бабках! Мам, дай мне пару бутеров на ход ноги, и я полетел.

— Что орешь?