Гапландия

— Как я сама, если дядя Фридрих выложил ролик, все лайкнули, один мой дятел игнорирует? Тебе сложно уважить по-родственному? Фриц неделю монтировал.

— Мам, это бездарно.

— Это патриотично! Клауфильно! Мудятел недоволен, он против…

«Мамуля» продолжала причитать, а «сынуля» пару раз взглянул на меня поверх ноутбука с видом, говорившим, что ему неудобно, но сделать ничего не может. Я хранил каменное выражение на лице и лезвии ножа.

Когда Вайс закрыл наконец ноутбук, я напомнил:

— Мы остановились на судьбе этой папки. Почему не отдал в опеку или еще куда?

Федор помолчал.

— Снова связать?

— Я подумал, что, — он запнулся, а потом заговорил рэперски быстро. — А толку, толку-то что? Ну я бы отдал, отдал консьержам. И очень возможно, началось бы расследование. Меня бы тягали по нескольку раз. А я не хочу, чтоб шею свернули. И анонимно — отдал бы, снова расследование. Нагнули бы Госпром, сменили руководство. В самом системном случае, разогнали бы весь промоушен. Комфортно, как будто. Меньше вранья. А вдруг нет? Сейчас они друг друга как-то сдерживают, а будет один ЦК. Или одна опека. Или вообще, как в древности, один президент. И этот один будет решать. И думаю я, а будет ли лучше? Не будет, не будет.

Резонно, подумал я. Совсем непрестижно, если один. Как ее? Диктатура.

— В случае войны ветвей власти… вам, противникам режима — само то. Решали бы свои задачи.

— Мы, — гордо начал Федор. — Чиэс не враги режима. Мы — противники системы. Мы — сторонники свободы. Режим — это мелко, — видно, что Вайс этот спич не раз проговаривал. — Что такое режим? Суньте котенка в стиралку. Там на машинке тоже режимы: хлопок, не хлопок, грубая ткань. Режим полоскание есть, а также режим-отжим. Смена режима не цель вольнодумцев. Выньте котенка, освободите. Если менять, то менять всю систему.

Метафора. И как ты менять собрался, нетопырь? Поджогом фанерного танка, комментом в Сети? Или этим:

— Что означает ваш знак? Буква «М» перевернутая и два раза перечеркнутая?

— Еще называют «иероглиф вольнодумства». Я не знаю, это очень давно, сегодня трактуют по-разному. Нет войне. Зачеркнутый вольфсангел. Короче говоря, значение не помнят. Оберег от сатаны — это технично, да.

— Консерва какая-то, дьявол с копытом.

Федор тихо ответил:

— А может сатана уже не голый черт с рогами. И не разноглазый иностранец. А бесконечный ряд светящихся цифр на мониторе… в темной зале огромадной майнинговой фермы.

— Мгм. И серой там воняет.

Я встал.

— Документы забираю. Ты же не против? О нашей душевной встрече предлагаю забыть. Или, по меньшей мере, молчать. Особенно с мамочкой. Она, как я погляжу, беззаветно предана родине.

— Можно спросить? — Федор оправился, стал растирать затекшие руки. — Что вы собираетесь делать?

— Пока не знаю.

— Если понадобится помощь, мы можем оказать… в безопасных пределах, содействие.

— Вы? Чиэс? Не смеши. Хочешь совет? Валить вам надо. В подполье или в степь.

Федор встал, ноги его подкосились, и он схватился за стол.

— По четвертой авеню постоянно прямо, — сказал он голосом автомобильного навигатора. — Через двести миль погранзастава. Если ее миновать, еще через двести миль начнется Великая Чедра.

— Так близко? — удивился я. — Всегда думали степь — Сеть знает где. Далеко.

— Еще одна патриотическая ложь. Уехать в степь — проще простого.

— За чем же дело стало? Раз противники системы, то вперед.

— Мы хотим, чтобы здесь было свободно. У себя, в своем доме.

— И свободу степную вам подавай, но и доставку жрачки. А также сотовую связь, каналы в интернете, теслы и рестораны, где платят запястными чипами. А! Еще и банковский счет подавай, пожизненный или посмертный. Так не бывает.

— На Западе.

— Лучше всего знают о том, что бывает на Западе те, кто на Западе никак не бывает.

— Иронизируете. А вам самому не хочется покончить с враньем?

— Мне хочется, чтоб от меня отстали. Все. Пока.

Я задержался в дверях.

— Если вдруг, Федор, если вдруг, то я тебя здесь найду? Или уйдешь на дно?

— Приходите. Ножей не надо. Я на вашей стороне.

Как до хрена народу на моей стороне! Так подумалось, когда спускался в лифте. Бумаги еще эти — греческий огонь! Сожгут меня. Расщеплют на частицы.

У консьержей была пересменка, так что я миновал вестибюль без их внимания. Подумал было в «Пирамиду» зайти, пива еще выпить, шары погонять, расслабиться. Решил — не стоит. Двинул к тесле. И у своего автомобиля обнаружил изящно прогуливавшуюся сногсшибательную женскую фигуру. Задница, обтянутая джинсами, талия твердая даже на вид, осанка стройно-спортивная… бритый затылок… я уже видел.

Она развернулась. Это ледянка из Госпрома. Потрясающие глаза! Но что она здесь?

Девушка скользнула ко мне. Обняла. Так показалось, что обняла за шею. Резкий и незаметный удар под кадык, я потерял берега. Сквозь гул в ушах, сквозь дрожь в ногах, чувствую, как меня тащат. Полностью пришел в себя на заднем сиденье машины, рядом спортивная девушка держит в руках мою сумку. Водитель быстро ведет автомобиль, рядом с ним сидит мужчина в камуфляжной куртке. Мелькают дорожные знаки.