Гапландия

В отсутствии хозяина на кресле под портретом Гегеля развалился капитан опеки Брух. Я у чайного столика в углу кабинета сижу в бугристом кожаном кресле, пью вторую чашку коньяка — «Перевели же ж быстро, рюмками не обжился». Здесь тихо, за дверью — бешеный кипеш. Все здание службы опеки стоит на ушах. Мельтешат генералы, блеют полковники, генерал-полковники офигевают.

Закусываю шоколадкой, наломанной кривыми звездочками.

— … точно также с той фурой, — рассказывает Хельмут. — Когда она в город пошла, обогнал на байке и шмаляю по колесам. Они по тормозам. Тут наши их и приняли.

— Так эти работяги «Шоу-стройкомплекта» не разбились? — спрашиваю я.

— Я говорю, приняли их. Показания взяли. Сидят. Тонар на нашу стоянку воткнули, что тут было! Какие-то депутаты, председатели Колян Толянычу телефон оборвали. Госпромовское начальство лично приперлось. Верните, говорят, фуры. Бумаги с печатями, жетоны цэкашные… Куда деваться? Колян Толяныч говорит, ну забирайте. Идет с ними в дежурку, чтоб стоянку разблокировать — а нет! Не работает ничего. Это я в щиток одну штуку внедрил.

— А в кузове дым-машина?

— Не. Там кое-что покруче. Это Толяныч расскажет, если сочтет. Узнаешь еще, все только началось.

Толяныч счел, и я знаю, но ворчу:

— Секреты у них, секреты…

Брух закинул ноги на стол и говорит:

— Один секрет готов раскрыть, — и молчит, клоун.

Ботинки у него престижные, конечно. Байкерские.

— Раскрывай, — не выдерживаю.

— В деле оперативного учета «Лебедь» ты проходишь под агентурной кличкой… Карамзин.

Ё-моё! Вершина фантазии! Если историк, так Карамзин.

— Дело по имени «Лебедь», значит против Госпрома?

— Точно! — подтверждает Хельмут. — Птичка с классным пиаром, как и концерн Госпромоушен. Лебедь олицетворяет красоту, изящество. Любви и заботы символ. Так? А нет! Когда эта птица-лебедь поселялась на водоеме — конец речке! Озеру, морю, каналу приходят неизбежные кранты. Лебедь все сожрет. Не сожрет — надкусает. Что не по зубам — разрушит, гнезда разорит, рыбу изведет и берега засерет. И становится чистое озеро мерзким, зловонным болотом. Чем не концерн? Я думаю, Госпром со спецом такую эмблему выбрал.

Может и так. Контора вредная и лживая, но планы их совсем за гранью: ядерную бомбу создавать, тут ни в какие ворота не лезет. Когда меня привезли в этот кабинет, я думал, Кассин кликнет экзекуторов, и мое жидкое тело опять будет предано пыткам. Следак орал невесть чего, потрясая книжкой так, что я боялся — порвет в сердцах, а «Майкапмф для чайников» — гордость библиотеки Шэлтеров. Но когда я ему рассказал, как подменил содержание папки «Шоу-стройкомплект» и сбросил документы в шахту лифта, он сделался довольным, как чемпион на пьедестале, посмеялся, с восхищением хлопал меня по плечам, приговаривая: «Ну, Алек! Ну молоток! Не ожидал, не ожидал. Круто!».

Потом он рассказал, как служба опеки взяла под наблюдение грузовики «Шоу-стройкопмлекта». Все на первый взгляд понятно, однако же ж в один момент приборы засекли на одном тонаре высокую радиацию. Сначала думали, что перевозка редких элементов — урана, например, но потом эксперты с высокой вероятностью определили «греческий огонь». Все в шоке! Поставили в известность министерство, стали ждать указаний. А тут звонит Хельмут и сообщает: груз с бомбой следует в город. Не на полигон, не к чертовой матери куда подальше, а к жилым массивам. Кассин берет ответственность. Он принимает решение — задержать. Брать обслугу, по необходимости стрелять на поражение, фура не должна заехать в город! Операцию провели. Грязная бомба в фургоне. Эксперты установили потом, там площадь поражения ой-ей-ёй! А в навигаторе — микрорайон «Победа», там все кучно: жилье, школа, больницы, концертная площадка, магазины. Если бы рвануло… И что любопытно, Алек, что любопытно пятеро работников той фирмы сопровождали «греческий огонь», знаешь, как они выглядели? Босые! С ленточками в волосах! Понимаешь, что это значит?

Я понимаю, как не понять? Босоногие парни оставляют под камерами свой грузовик. Потом — взрыв. Запись предъявляют обществу, там отчетливо видно, как чедры с ленточками сообразили теракт, это уже нападение, и народ в едином порыве просит у президента очередной войны. Только теперь уже ядерной.

— Тоже что ли коньячку дерябнуть? — вопрошает Хельмут.

— Ты за рулем.

— Когда это останавливало? Мы с мотоциклом друг друга понимаем…

Входит Николай Анатольевич в сопровождении мрачного офицера, сияющего погонами.

— Это следователь Петерс, а это — тот самый Шэлтер, оказавший неоценимую помощь в поимке преступной группы, — Кассин сияет ярче погон, окон и лампы.

Петерс сел за приставной столик, положил перед собой аппаратуру и пригласил:

— Подходите, сожитель Шэлтер.

— Зачем?

— Будем оформлять заявление.

— Какое заявление?

— О похищении.

— Что вы? Не было никакого похищения. В чем вопрос, не понимаю. Никаких заявлений подавать не собираюсь.

Все трое довольно долго сверлили меня взглядами, потом Петерс аккуратно собрал камеры-диктофоны.

— Вы тут между собой договоритесь сначала, — сказал он и пошел к выходу. — Я у себя.